Сопроводитель

— Коллекционировать, — вяло отозвался я.

— А-г-х! — раздельно произнесла она, поперхнувшись. Потом зло выдохнула: — А ты знаешь, что будет, если два пальца в розетку сунуть?

— Рок — это музыка протеста, — все так же вяло откликнулся я.

— Это ты о чем? В каком смысле?! — шлюха принялась тихо выпадать в осадок.

— Смысл прямой, — я провел пальцем по стойке бара. — Из пункта А в пункт В. Вот ты сама-то поняла, что давеча сказала?

— Да пошел ты, козел! — обозвала она меня. — Если импотент, то так и скажи, и нечего голову людям морочить!

Я медленно развернулся и безразлично оценивающим взглядом посмотрел на нее. Я ей — бренди, а она стоит и бублики на меня крошит. Нехорошо. Некрасиво. Неблагодарно, в конце концов.

Шлюха сообразила, что я не просто так на нее пялюсь, а прикидываю, что бы с ней сделать, и отшатнулась. Правда, слегка опоздала. Моя рука рванулась вперед, и ее нос оказался зажат между средним и указательным пальцами. По детству у нас это называлось «сливкой». Весьма болючий, надо сказать, сухофрукт.

Хамка пискнула и забилась в истерике, пытаясь избавиться от моей бульдожьей хватки. Ее нос, видимо, не был приспособлен для такого времяпровождения. Он, в буквальном смысле слова, непередаваемо страдал. Его владелица страдала за компанию. А нечего грубить.

— Повторяй за мной, — строго потребовал я. — Извините меня, Михаил Семенович, я совсем не это хотела сказать, просто у меня язык без костей, гнется во всякие стороны, меня не спрашивая. Запомнила? Повтори!

Гнусаво она повторила мою фразу так, как сумела запомнить. Откровенно говоря, с памятью у нее оказалось хреновастенько, хуже даже, чем я ей про свою расписывал, но я милостиво простил ей это. Все-таки, старалась баба. Не ее вина, что память оказалась в дырочках, словно молью почиканая.

Отпустив нос, я буркнул:

— Все, свободна. Сделай вид, что тебя нету. Ты мне надоела. Совет прихвати: за базаром следить надо. Это я такой добрый, только за нос тебя потаскал. Другой за «козла» и за «импотента» тебе глаз на жопу натянет и моргать заставит. Потому что нечего говорить, о чем не знаешь. Вали давай.

Шлюха шмыгнула уже начавшим пухнуть носом, слезла со стула и пошла прочь, обиженная, подальше от меня, нехорошего. Но ведь она сама виновата, правда? В конце концов, я ее за язык не тянул. Наоборот, я всеми силами старался намекнуть, что рядом со мной ловить нечего, даже блох. Разве что открытым текстом не сообщил об этом. Ну, а то, что она моих намеков не поняла — ее проблемы, пусть теперь ходит с лиловым носом.

В забегаловке кроме меня и жестоко оскорбленной мною шлюхи было всего три человека. Не густо. Но другого не следовало и ожидать — в последние предутренние часы не так много народу, горящего желанием кутнуть. Для шлюхи такое времяпровождение было профессиональной необходимостью, мне требовалась конкретная эмоциональная разрядка. Что за причины не спать и пить водку были у остальных троих посетителей, не знаю, но, судя по насупленным физиономиям каждого из них, им тоже нужно было снять стресс.

Бармену было скучно. Он хотел спать, но вынужден был бодрствовать. Пять полоумных типов время от времени требовали его внимания. Я тоже потребовал. Получив третью стограммовку, скучающим взором обвел помещение. Шлюха клеилась уже к другому типу, обладателю весьма грустной морды. Тот угостил ее выпивкой, они перекинулись несколькими фразами, и шлюха, получив по физиономии, гордо уединилась в углу. А ведь я ее предупреждал.

В общем, ничего особенного. Харчевня, как харчевня. Сто граммов и бургер для любого желающего. Внутри не особенно чисто, но и не сказать, чтобы грязно. Обычная забегаловка, разве что особо жаждущие могут снять себе на ночь комнату. За границей, сказывают, такие заведения мотелями называют. Но, поскольку у нас не заграница, то назвать так ночную кафешку с некоторыми признаками дома свиданий язык не поворачивался. Пусть остается забегаловкой.

Я жаждал снять комнату. Надо же было где-то отоспаться после трудных и нервных рабочих часов. Подозвал было бармена, чтобы сообщить ему эту приятную новость, как вдруг судьба подарила мне еще одно — надеюсь, последнее в этот бешеный день — развлечение.

В дверь, развеваясь волосами и полами распахнутого плаща, ввалился едва держащийся на ногах юнец. Он опирался на молодую леди, которая, блюдя дамскую честь, выглядела раза в два приличнее своего кавалера.

Покачавшись на пороге и вдоволь насмотревшись на внутреннее убранство забегаловки мутными глазами, новый клиент прошел к бару, ведя подругу на буксире, хотя, по правде, логичнее смотрелся бы обратный вариант. По пути они совершили маленькое чудо — сумели не задеть ни одного столика. При виде такого профессионального владения техникой пешего слалома, я хотел было захлопать в ладоши, но сдержался — еще обидятся. Пьяные, что с них возьмешь.