Сопроводитель

Прихожая у адвоката была обставлена шикарно. Ну, видно — привык мужик хорошо жить. С душой. Но самое главное, что жил-то он, судя по всему, не один, а с женой. И даже с парой-тройкой малых детишек. Иначе зачем ему потребовалась гора женской и детской обуви? Ладно, детской — может, у человека ностальгия и сандалеты дороги ему, как память. Но нахрен тогда женские итальянские и другие какие полусапожки? Не извращенец же, в самом деле. А если и извращенец, то не до такой же степени.

В общем, что хотите со мной делайте, а я буду стоять на своем — Леонид Сергеевич был человек семейный. Или даже не так. В этой квартире проживала семья. А если исходить из того, что мое вторжение эту самую семью мало обеспокоило, можно было предположить, что указанная ячейка общества в данный момент в данном месте отсутствует. Опять же, если исходить из того, что часы показывали что-то около пяти утра, напрашивалось еще одно предположение — семья покинула квартиру на довольно длительный срок. Ибо с детьми на вечеринки, продолжающиеся до утра, обычно не ходят.

Из всего вышеперечисленного вытекало, что прихожая, в которой я стоял, вполне могла принадлежать Сутягину Л.С., адвокату. Ведь если дядька сам рванул подальше от города, то вполне логично, что еще раньше он позаботился о подобном путешествии для остальных членов семьи. В общем, дело для настоящего мужчины — разгадать предложенный ребус.

В качестве первого шага на пути к разгадке я уверенным жестом распахнул ближайшую дверь. И попал в спальню. Ничего, впрочем, необычного — кроме того, что на обстановку потрачено побольше денег, чем у простых тружеников. Двуспальная кровать, прикроватные тумбы, пара кресел, трюмо, полустенка, в углу — телевизор. Покрывало на кровати аккуратно разглажено. Ежику понятно, что на ней не спали, так что заходить внутрь я не стал — все с порога видно. Закрыл дверь и, пройдя по коридору, толкнул следующую.

Детская. Срач, бардак, колготки, свисающие со второго яруса кровати. Мячи, машинки, пистолеты-автоматы. Рай для пацанов, которых в данный момент из рая изъяли. В эту комнату я тоже заходить не стал. А зачем? В игрушки играть — так из возраста на днях вышел. Уборку наводить — так это не есть мое хобби даже в собственном домашнем хозяйстве, скорее, это есть моя маленькая человеческая слабость. У меня порой тоже женские колготки с шифоньера свисали.

Следующая дверь была двойной, с рифленым стеклом. Я сразу примерно понял, куда попаду, и не ошибся. Зала. Гостиная. Комната для приемов. Место, наилучшим образом приспособленное для того, чтобы пустить дорогим гостям в глаза пыль, а то чего и покрупнее. Под настроение. Здоровая такая комната с роялем в углу, библиотекой — скорее всего, показушной — вдоль стены, тремя могучими столиками и кучей стульев. Под потолком — люстра. Шикарная. Если такая гробанется на пол, нижних соседей потом придется неделю, перепуганных, по подвалам отлавливать. Но и в этой комнате мне делать было нечего.

Потом я пропустил еще две комнаты — вторую детскую, выглядевшую слегка получше предыдущей, и кабинет, который вообще никак не выглядел. Сплошное нагромождение бумаг, в том числе и в углу — скомканных. Только присмотревшись, я обнаружил в этой куче краешек урны. Два сейфа, покрытых толстым слоем вековой пыли. Похоже было, что рабочее место Леонида Сергеевича для остальных членов семьи — табу, и что тут никто и никогда не убирался, потому что у самого хозяина, единственного субъекта, который мог себе это позволить, руки до уборки не доходили.

А потом случился резкий поворот в кухню. Я едва в него вписался. Прямо не квартира, а трасса «Формулы-1», натурально.

В кухне я в первый раз насторожился. Потому что на совершенно пустом столе стояла пепельница, полная окурков. Леонид Сергеевич, чтобы не соврать, провел со мной в машине добрых два часа и ни разу не совершил попытки закурить. Валидол жрал — да, было. Но курить — нет. Так что пепельница с окурками в его доме наводила на определенные, причем, не самые приятные, мысли.

Пистолет в руке дрожал от нетерпения, как ищейка, напавшая на след, когда я входил в кухню. Но, как оказалось, напрасно. К моменту моего появления курильщиков и след простыл. Более того, даже запах успел подвыветриться. А времени на это должно было уйти немало — накурили, судя по количеству бычков, изрядно. В кухне, наверное, топор можно было вешать. Но сейчас здесь не повис бы и перочинный ножик.

Я опоздал. На что — неизвестно. Знаю только, что самое интересное происходило в этом доме в мое отсутствие. Ну, что ж поделаешь. Может, и на мою долю осталось что-нибудь, кроме окурков. Я не обследовал еще два помещения, самых интимных — ванную комнату и сортир. Поскольку туалет был под боком, а до ванной — целых три метра, я решил начать с ближайшего.

Отодвинул щеколду и потянул дверь на себя. Что я там себе думал, что воображал — сразу и окончательно отошло на второй план. Никто адвоката, как оказалось, не охранял. Заперли — да. Но не так уж и надежно. Однако убежать он, как и сообщил авиагенерал, никуда не мог. Сидел себе на закрытом крышкой унитазе, расслабленно свесив руки вниз, а голову — на грудь. В том же светлом костюме, в котором был утром. В том же галстуке и той же рубашке. Разве что босой. Да еще маленькая красная дырочка в груди в районе сердца. Без лишней грязи и кровоподтеков. Работал профессионал. Работал заточкой. Один удар — чик, и все. Клиент готов.

При всей моей нелюбви к Леониду Сергеевичу смерть его стала для меня неприятной неожиданностью. Во-первых, потому, что фиг его знает, как мне теперь общаться с теми, кто нанял меня для его поисков. Они запросто могут отказаться платить десять штук баксов — или, вернее, семь, потому что три посыльный должен был опустить в мой почтовый ящик до того, как им станет известно о печальном конце Сутягина — на основании того, что, дескать, сам проворонил клиента, сам за это и расплачиваться должен.

А во-вторых, я все-таки побывал у адвоката в доме, когда тот, холодный, как Северный полюс и мертвый, как полюс Южный, отдыхал на своем унитазе. Побывал и, наверное, оставил массу отпечатков пальцев. Я, конечно, протру перед уходом все, к чему прикасался, но на душе от этой мысли легче не становилось. Потому что, помимо прочего, наделал здесь немало глупостей. К примеру, выстрелил в потолок на шестом этаже. Менты найдут пулю, это как пить дать. А если пистолет, одолженный мной у мертвого охранника в замке Коновалова, был зарегистрирован, то идентифицировать оружие им труда не составит. Соответственно, и связать два этих события — нападение на коттедж главного авиатора области и убийство по улице Заводской — тоже будет раз плюнуть. А, раз так, они начнут копать — где провел свои последние часы в бозе почивший адвокат, кто вез его в Томск и почему не довез. А у меня еще хватило ума — или дури, кому как больше нравится — продемонстрировать свою фотокарточку, причем в самом выгодном ракурсе, двум этим ублюдкам, Юрку и Пернатому. Кто их, головой нездоровых, знает — может быть, сидят они сейчас в ближайшем отделении милиции (голоса-то командирские не зря из подъезда доносились) и поют одну на двоих песню о том, как какой-то сумасшедший мужик под дулом пистолета заставил их занести барахло туда, откуда взяли. А потом окажется, что этот самый дурной бэтмэн, защитник, мать его, слабых и угнетенных, и есть тот самый тип, что не довез Леонида Сергеевича до Томска. И у милиции сразу возникнет куча вопросов ко мне, я так думаю.

Не по-детски распереживавшись по этому поводу, даже носом зашмыгав, я вышел из квартиры, а затем из подъезда, и обнаружил, что милицией вокруг уже и не пахнет. Наверное, в квартире Леонида Сергеевича я таки пробыл изрядное время, хоть и не заметил, как оно пролетело.

Но сразу садиться в машину не стал. Кто их знает, может быть, придурки-домушники указали на мою «Субару Леоне», и теперь за ней из кустов внимательно следит какой-нибудь страдающий бессонницей опер.

На всякий случай я прошел метров пятьдесят по аллее, свернул в кусты и, тихий, как индеец, прокрался обратно.

Никто вокруг моей «Субары» не крутился, но это я заметил и сразу по выходе из подъезда, не стоило ради такого открытия тащиться сквозь кусты. А ежели кто за ней и наблюдал, то наблюдателя я подручными средствами — парой сонных глаз на добродушной физиономии — все равно не вычислю. В общем, если я хотел разрубить этот узел, то просто нужно было быстро и решительно начинать действовать.

Выскочив из-за кустов, я галопом подбежал к машине, открыл дверцу и бухнулся на сиденье. Вокруг — никого. Быстро выехав со двора, я нащупал колесами дорогу и понесся в направлении восхода солнца. Там, на загородном шоссе, стоял мотель, не мотель, забегаловка какая-то с возможностью снять на ночь комнату. Домой ехать раздумал. Страшно захотелось напиться. Я, в самом деле, не патологоанатом, чтобы в таком изобилии любоваться трупами. И еще меньше я учитель физики, чтобы тратить такую кучу нервов за одни только сутки. Если есть желающие занять мое место — пожалуйста, а я поехал дробить градус.

Как выходить на связь с теми, кого в единственном лице представлял роялеобразный крепыш, я по-прежнему не знал. Но ведь нужно было как-то сообщить, что работа закончена в рекордно короткий срок, хотя и отнюдь не благодаря моему усердию. Усердие проявил кто-то более конкретно настроенный на жизнь, чем я. Либо черное, либо — белое. Либо пряник в зубы, либо — заточку в сердце. Причем решение во всех случаях принимал именно этот конкретно запрограммированный.