Он раздевается, складывает свою одежду в пластиковый мешок.
— Носки тоже снимай.
— Носки?.. Парни… Виталик, Клим!..
(Сосед позже даст показания о том, что, как ему показалось, в квартире у Аннинских ссорились двое мужчин.)
— Я тебя на ремни изрежу! Снимай!
Он подчиняется. Он теперь не человек. Он — жертва. Внутри у него завелся какой-то механизм: он не мог оказать сопротивления — только
Он надевает чужие трусы, носки, рубашку, брюки. Пиджак и джемпер остаются на спинке стула. Туфли? Нет. Он разулся в прихожей. У Аннинского не было «американской» привычки проходить в комнату в обуви.
— Вперед! Пошел в комнату!
В спальне происходит нечто ужасное. Нет, не так, наверное, я представлял себе ту сцену, в которой Анна Аннинская на кровати, а рядом на полу — труп. Инструкции она получала в присутствии человека, которого готовились убить у нее на глазах. Впрочем, она наверняка отвернулась или закрыла глаза руками.
— Ты убила мужа.
— Я убила…
Аннинский одевается и еще раз заставляет жену повторить эту фразу, чтобы она потом прозвучала действительно как заученная.
— Я убила…
Все, он одет, обут.
— Клим, на выход!
Поляков кивает и, бросая взгляд на аккуратно подстриженный затылок жертвы, выходит из комнаты.
Анна, Виталий Аннинский и его двойник остаются в комнате одни.
— На колени!
— Пожалуйста! — Он всхлипывает, он жалок в глазах убийцы.
— На колени!