Доказательство чести

22
18
20
22
24
26
28
30

— Чья шкала?

— Рихтера.

— Я не знаю никакого Рихтера, и никакой шкалы он мне не давал.

— Именно этого Рихтера никто не знает, но его прибором измеряют баллы при землетрясении. Потому-то я и спрашиваю, сколько баллов было на той шкале без тринадцати минут двенадцать этой ночью, иначе говоря, сорок восемь минут назад?

Качалкин молчал. Он прекрасно понимал, о чем идет речь, и уже подумывал о том, чтобы позвонить начальнику СИЗО. За всеобщей суматохой тема притупится, а масштабные разборки еще никогда не приносили качественных результатов.

— Я вас не понимаю.

— Думаю, что поймете сразу, едва я доложу начальнику ГУИН, как майор Качалкин во время исполнения служебных обязанностей в двадцать три часа сорок семь минут выходил на улицу. Он сел в машину, принадлежащую одному из активных членов организованной преступной группировки Шебанина, и беседовал с ним почти четверть часа. Теперь вопрос стоит следующим образом: как правильно выйти из обстоятельств, которые для майора Качалкина непременно закончатся увольнением? Это самое малое, причем в тот момент, когда за плечами гигантский стаж в восемнадцать лет и семь месяцев. В худшем случае будет судимость. В тот момент, когда человеку исполнилось жалких сорок лет.

В голове майора кипела работа. Глупо отпираться, когда тебе сообщают такие подробности. Версии вылуплялись как цыплята в инкубаторе. Некоторые из них погибали, не успев сделать первого вздоха. Щелк!.. Щелк!.. Щелк… Локомотив подставил — нет. Человек, приехавший от него по звонку, — версия умерла. Пятьдесят баксов пришли из кассы службы безопасности ГУИН — и эта идея немедленно сдохла. В таком случае его забраслетили бы прямо на улице.

— Вы слишком напряжены, майор, — заметил Копаев. — Расслабьтесь. Я вам подскажу, что нужно сделать. Сказать: «Да, я выходил на улицу, нарушив инструкции, и беседовал с членом ОПГ в его машине».

— Я не знал, что он преступник, — нашел альтернативный ответ Качалкин.

— Вот видите! — Пащенко ткнул в него пальцем и посмотрел на Тишкина. — Это наш человек. А вы: «Подонок, подонок!» Какой же он подонок, если готов с нами работать?

— Еще не вечер, — подыграл Тишкин, что, впрочем, осталось незамеченным.

— Кто эти люди? — справился осунувшийся Качалкин.

— Это люди, которые видели, как дежурный решал вопросы с преступником. Какая вам разница, кто они, если с вами разговариваю я?

— А я с вами разговаривать не буду, — вдруг отрезал майор.

— Нет проблем. — Копаев вынул из кармана телефон. — Сейчас я тебе покажу второй вариант разговора. — Он быстро набрал номер и заявил: — У тебя есть секунд двадцать до того момента, пока разбуженный начальник управления не подойдет к телефону. Представляешь, в каком состоянии он это сделает?

— Да что вам нужно-то?! — взвился майор. — Я что, отказываюсь разговаривать, что ли?! Главное, чтобы не обвинять!..

— Вот видите. — Антон развернулся к Пащенко и убрал телефон в карман. — А вы: «Сука конченая, скот продажный». Это наш человек. Наш! Он еще покажет вам, как бандюков разводить!.. — Сотрудник УСБ резко склонился над столом. — Я правильно говорю, Качалкин?

— Правильно…

— Вот так. — Копаев качнул головой. — А сейчас говори, майор, что просил Локомотив передать Ферапонтову?