«Меня разводят на З. и Г. Следак знает все. Даже о том, что мы были на Исети в тот момент, когда купали Р. Я удивляюсь, откуда ему все известно, и не знаю, что говорить, чтобы было правильно. Поэтому молчу. А что толку молчать, если следак прямо спрашивает, зачем Л. подставлял комитетского? Короче, процинкуйте, что грамотно базарить. Сигарет надо. Как «Динамо» сыграло с «Зенитом»? С.».
— Шедевр конспирации. — Копаев поморщился, как после дольки лимона. — Знаешь, Пащенко, почему все у него З, Г и Р, а Пермяков — комитетский?
— Не помнит фамилии. — Прокурор пожал плечами.
— Вот именно. А почему не помнит?
Пащенко повторил жест, Антон улыбнулся и пояснил:
— Потому что Ферапонтов уверен в том, что все эти З и Г Подлиза поймет, а вот П — нет. Значит, обработка Сашки проводилась без участия двух этих дегенератов. Они слышали звон, но не знают, кто звонил и по кому. Значит, Шебанин работал напрямую с Рожиным.
— Что мне делать? — поинтересовался Качалкин.
О нем уже успели позабыть, а он по-прежнему стоял перед столом и ждал распоряжений.
— Верить, — начал, пользуясь моментом, Тишкин. — Верить и надеяться…
— Сложный почерк. — Антон крякнул, прилаживаясь с ручкой к листку бумаги. — Если не знать точно, что такого не было, то можно подумать, что автору кто-то вывернул в камере руку.
— А зачем имитировать? — осторожно вмешался майор. — Ферапонтов сам мне говорил, что ни разу с этим типом не переписывался.
«Брат, держись. На воле все пучком. Давай официальные показания на З. и Г. Говори все так, как было. Еще интерес дела требует, чтобы ты перевел тему Р. на меня. Говори следаку, что вы с П. ничего не знаете, я все решал сам. Об Эф. молчи, ты ничего не знаешь. Сигареты будут. «Динамо» — «Зенит» 1:1. Л.».
— «Эф» — это Эфиоп, что ли? — Пащенко, щурясь, контролировал опус Копаева.
Качалкин должен был дождаться вечера, передать маляву Сороке и сразу, едва получит записку с указаниями от Подлизы, позвонить Тишкину. Вечер наступил, и все произошло. Длилось это долгих два дня.
Сорока в камере сидел спиной к глазку и перечитывал каракули Копаева:
«Расскажи прокурорскому, где З. и Г. взяли кровать».
— Насколько мне известно, Зелинский и Гонов вступили в преступный сговор, — рассказывал Сорока Меркулову. — Они заманили Рожина в санаторий, где и убили. Ни я, ни Грошев об этом не знали.
— А кто убеждал Рожина подставить Пермякова?
— Пермякова? Это следователь комитета? Не знаю. Мне об этом ничего не известно. Рожин общался с Локомотивом… ну да, с Шебаниным, а не с нами.
Качалкин приносил записки каждый день, иногда по два раза — утром и вечером. В порыве азарта Сорока ни разу не спросил себя о том, что дежурный по следственному изолятору делает на работе три дня подряд.
ebooksa