— Да ты знаешь, я одного полицейского замочил. — Белка ковырнул пальцем в носу. — Нечаянно.
— Как это? — опешил Сорока.
— Как-как, — пробормотал сокамерник, разглядывая то, что вытащил из носа. — В глаз. Обоих.
Ферапонтов похлопал глазами.
— Как обоих? Ты же сказал, что одного?..
— Нечаянно одного. А второго специально.
Спасибо тюремщикам. Определили!.. Уж лучше было бы попасть туда, где пятьдесят гавриков и каждую минуту кто-нибудь из них усаживается на парашу.
— Облаву устроили, суки, — продолжал пояснять Белка. — А у меня в карабине два патрона оставалось. Сначала пугнуть хотел, да низко взял. Раз так, думаю, то чего последнему патрону зря пропадать? Двоих положил, а их семеро оказалось. — Он добродушно улыбнулся и выдал: — Мне бы еще пять патронов. Всего пять!.. У тебя курить есть?
Ферапонтов сообщил, что нет. Тогда Белка разрешающе кивнул на пачку, лежащую на полу. Закурив, Сорока не успокоился. Менты втюхали его в хату с каким-то психом. В любой момент можно ожидать, что этот тип вдруг что-нибудь вспомнит. Скорее всего, он решит, что виновником его задержания был именно Сорока, вытащит из-за щеки обломок лезвия и полоснет сокамерника по запястью. Пока конвой сообразит, в чем дело, кровь из него выйдет, как молоко из опрокинувшегося пакета.
— А тебя-то за что?
— Да так… — отмахнулся Сорока.
Но ему вдруг пришло в голову, что ворон ворону глаз не выклюет. Он поведал собрату по борьбе с законом истории, приключившиеся с Зелинским и Гоновым, не забыл упомянуть и о ловкости, проявленной в деле посадки в тюрьму заместителя транспортного прокурора.
Белка довольно ощерился.
— Моего бы следователя кто-нибудь сюда усадил!..
Он хотел помечтать еще о чем-то, но на двери камеры загрохотали запоры.
— Ферапонтов, на выход, — заявил какой-то майор-зеленорубашечник, рассматривая арестантов, вставших вдоль короткой стены.
Заложив руки за спину, Сорока побрел туда, куда велел вертухай, — в конец коридора.
— Стоять.
Он замер.
— Лицом к стене.