– Где?! Флоровский где?
– Максим Юрьевич, он с утра куда-то… Может, Власова знает, она в приемной… Юрий Игнатьевич, вам плохо.
– Власову сюда.
Наталья, перепуганная, как и все, неожиданным визитом, через открытую дверь прислушивалась к голосам в кабинете. Вбежала тотчас. Вбежала и обмерла.
– Флоровский – что, в «Возрождение» уехал?
– Юрий Игнатьевич!
– Он, спрашиваю, к Забелину поехал?!
– Да, но… Это не то, что вы думаете.
– Стало быть, вот оно что. Ступайте вон. Хочу побыть один.
– Юрий Игнатьевич, мы как раз собирались объясниться, – вскинулась было Наталья, но потерянно замолчала: сквозь растопыренные пальцы за ней наблюдали страдающие, все понявшие глаза.
Подвальчик был заполнен чуть на треть – после кризиса контингент схлынул.
– Алексей Павлович! – подбежала с неловкой улыбкой метрдотель. – Не ждали.
– Вижу! – кивнул Забелин – «персональная» его кабинка была занята, и на стене выделялось свежее пятно от сорванной таблички. Осторожный Суходел дистанциировался от вероятного банкрота.
– Это – ремонт намечаем, – неловко нашлась метрдотель. – Сейчас по соседству накроем.
– Да мы как-нибудь бочком у стоечки, – гордо отказался Максим. – Реактивные вы наши.
– По двести коньяку напузырь живенько, – обратился он к бармену… Ну, чин-чин? За несбывшиеся надежды.
Но с меланхолической этой ноты сорвался:
– Всякий раз, как доброе дело сделать норовлю, тут же и вляпываюсь. Зарекался. И вот опять, здрасте. Думал, альма-матер, наука – святое дело.
– Если можно, потише, – попросил бармен. Вскрики Максима нарушили гармонию элитарного ресторана.
– Что?!
– Извините! – Бармен успокаивающе поднял ладони – глаза громкого посетителя горели отчаянностью.