– И что ты, любопытно, собираешься взять?
– А всю грязь. Завтра же подписываю договора эти гребаные, получаем денежку, пилим, и – только меня и видели. Обрати внимание на благородство: тебя в стороне оставляю – в ослепительно, как ты любишь, белом фраке. А то знаешь что? Поедем вместе в загранку – здесь все равно нет будущего. Есть у меня мыслишка – не зря полгода в институте отсидел. Я теперь все их наработки в голове держу. Там на самом деле на реальном подходе две-три темы. Ими занимается пара раскрученных мальчиков. Берем их с собой на Запад. Организуем собственный центр. Да не ухмыляйся – по-настоящему. Чтобы довести темы до промышленной разработки, хватит пятисот тысяч с запасом! Через полгода, ну год от силы, раскрутимся, сами сможем торговать технологиями. И не смотри на меня так. Для обоих стараюсь. Между прочим, и о стариках наших подумал! С каждой продажи сможем тысяч по двадцать баксов каждому передавать. Это ж какие для них деньжищи! Куда лучше, чем здесь у корыта разбитого! А Юрия Игнатьевича попросту с собой перетащим. Под одно его имя, кстати, любые бабки дадут. И по причине хамской твоей натуры можешь не благодарить.
– Даже не собираюсь. Ты ничего не подпишешь.
– Вот только без нравоучительных соплей! Думаешь, мне не тошно? В очередной раз рылом в чан окунули. Показали, ху из ху. Но кому станет лучше, если завтра мне открутят голову, а стариков все равно «опустят»? Кстати, не тебе – мне придется объясняться с Мельгуновым, не тебе – мне придется все это подписывать. Но поймали нас на ловленом мизере. Чего уж теперь?
– Ты ничего не подпишешь, – упрямо повторил Забелин и, придержав нетвердо слезшего с табурета приятеля, внушительно добавил: – Тебе нечего подписывать, мой бедный Макс.
– То есть? В чем проблемы? Я директор «Лэнда» и подпишу договор о продаже оформленных на него институтских акций. Кто может мне помешать? Если только ты. Но тогда, раз решил меня под нож подставить, потрудись хотя бы объясниться, чем это тебе моя жизнь так надоела. – Максим с нарастающим беспокойством вглядывался в неподвижную спину. – Шуткуешь, – облегченно догадался он.
– Тебя, Флоровский, всегда губило верхоглядство, – Забелин сделал смачный глоток. – Не хотел говорить. Но иначе глупостей наделаешь. Да, ты значишься директором «Лэнда» – обладателя институтских акций. Но директором материнской компании «Профит», если помнишь, была оформлена Лагацкая.
– Ну и?..
– Если бы ты удосужился внимательно проштудировать уставные документы, ты увидел бы, что там есть маленький хитрый пунктик: директор «Профита» по уставу имеет право единолично продавать дочерние компании.
– Ты хочешь сказать, что «Лэнд»?.. – Флоровский захлебнулся в догадке.
– Именно. «Лэнд», то есть компания, на которую оформлено около девяноста процентов институтских акций, давным– давно принадлежит не «Профиту», а некой офшорной компании, директор которой я. Так что считай, что от должности ты отстранен.
– Врешь! – Максим с силой ухватил Забелина за плечо. – Врешь ведь! Скажи, что врешь!
Забелин досадливо освободился.
– Еще сто пятьдесят, – катнул он фужер к опасливо прислушивавшемуся бармену.
– Так вот почему ты так лихо собственные деньги на акции пустил. Ты же у нас теперь единственный хозяин громадного института. Стало быть, все эти месяцы ты меня, как щенка, носом по столу водил! Меня, своего друга! – голос Максима забулькал от обиды. – Меня – в двурушничестве подозревал. А сам вон куда выворачивал. Всех вокруг пальца обвел, хитрован!
– Увы, не я. Юлочка – вот великий комбинатор. Всё девочка предусмотрела. Даже нынешний наш разговор. Не думал, правда, что придется от тебя самого страховаться. Но выходит, Юла еще мудрей была, чем я думал. Представляешь, как тебе теперь комфортно, – прижмут завтра ножами этими жуткими, а ты тут-то и извернулся – меня, мол, самого подставили. И – как сам говоришь – не при делах.
– Зато тебя прижмут! – с силой напомнил Максим. – И так, что мало не покажется. А если не подпишешь, башку оторвут. Не знаю только, будет ли мне жалко. Что, захотелось сразу и на всю оставшуюся жизнь все проблемы закрыть? Понимаем-с. Только ты классиков забыл: лучше меньше, да лучше. Иль впрямь голову потерял, если решил, что тебе такое богатство за здорово живешь отдадут?
Ответа он не дождался, «махнул» бокал и, показав на него бармену, горько покачал шевелюрой:
– Да, бывают в жизни огорченья. Но чтоб лучший друг, перед которым исподнее выворачивал, вот так между делом «кинул»… А давай-ка в самом деле угощу тебя в дыню напоследок.
Максим потянулся кулаком к смурному Забелину, не дотянулся и рухнул меж табуреток.