– Да ты! – Второв поперхнулся. – У меня банк разваливается. Банк! Вот что спасать я должен. Знаешь ли, сколько здесь труда моего? Денег моих зарыто? А ты мне – с играми этими! Да я сейчас всё, что можно, распродавать буду. Душу за лишний день жизни для банка заложу! Вот! – Он выхватил из пачки лист, подбежал к гостевому столику и впечатал его перед сидящими. – Здесь наши долги по форвардным сделкам. Если не закрою – всё! А вот это видишь?
Второв отчеркнул пальцем.
– Пятнадцать миллионов АИСТу. Ровно за неделю до дефолта назаключали, пакость! Ну ладно с иностранцами! Но с этим! Уж он-то всё знает, морда. Ужом по Белому дому ползает. Раз заключает по семнадцать рублей, значит, неспроста… Так нет, все подписали, твари. Собственная прибыль глаза застила. Cтратеги хреновы. В общем, встречался я вчера в аэропорту с Онлиевским. Договорились, слава Богу. Хоть здесь пробоину закроем. Короче, акции переоформляйте на АИСТа. Сам, главное, предложил. Оказывается, следил за твоей скупкой. Мне б такую службу информации – не прокололись бы.
Предвидя реакцию строптивого своего подчиненного, добавил настойчиво:
– И то удача, что шестью миллионами, считай, пятнашку отбили.
– Погоди! При чем тут!.. – теперь и Забелин набычился. – Мы не под АИСТа сделку паковали. Разве забыл о стратегической задаче – информационные технологии доводить и через них подниматься? – Говоря, он косился на сжавшегося недобро Максима.
– Не ко времени разговоры, Алексей Павлович!
– Не ко времени?! – протянул Флоровский. – А когда же оно у вас наступит, время это вожделенное? Десять лет науку, как девку по панели, таскает кто ни попадя. Все заплатить обещают. А она-то, бедолажка, и вовсе вся изошла. Осталось два-три живых сперматозоида, так мы и их теперь!
– Это кто такой речистый? – с холодным интересом уточнил Второв. – Не возьму в банк! – отказался он от прежнего предложения.
– Как бы самому на панели не оказаться.
– Заткнись, с ним так нельзя, – пробормотал Забелин.
– Но, Владимир Викторович! Мы-то с тобой знаем, что такое АИСТ. Да ему на всё, что карман его не набивает, глубоко наплевать. Через неделю выбросит институт на улицу, наразмещает какие-нибудь интим-шопы и будет стричь аренду. Получается, чтобы сегодня спастись, мы завтрашнее гробим. Но мы же не АИСТ! Вспомни, для чего вообще банк затевали! Ведь какая мощь там собрана! Один академик чего стоит.
– Академики! – слово оказалось некстати. Пребывавший в некотором затупении Второв встрепенулся. – Вот они в работе. – Он ткнул в дверь, через которую выволокли перед тем злополучного профессора. – И я для них должен дело жизни губить!
Он поднялся, отошел за барьер внушительного стола, встал за ним, заставив подняться и посетителей.
– Словом! Завтра же переоформляйте акции. После этого получите свои полтора миллиона. Выполнять!В предбаннике они наткнулись на Керзона. – Всё знаю, – опередил он встрепенувшегося Забелина. – Но не союзник я тебе, Палыч. В этом я с Второвым един – банк спасать надо. И тут все средства, как понимаешь, на амбразуру бросаются. А если не понимаешь… – Он многозначительно помолчал. – А металлургия, авиация, кондитерка, наконец? Ведь какими трудами сколачивали. И на торги. Всё придется на торги, – горько произнес он. Именно Керзон много лет пробивал и лелеял то, что теперь было гордостью банка, – могучий кондитерский холдинг. И завтра начинались первые переговоры о его продаже.
– Вот ведь как обернулось, – не прощаясь, Керзон вошел во второвский кабинет. Как в добрые старые времена, без доклада.
Выйдя из банка, Забелин и Флоровский увидели двух гогочущих, раскрасневшихся, неестественно оживленных мужчин, в которых Забелин узнал Игоря Кичуя и Женю Снежко. За эти месяцы Женя освоился среди высшего менеджмента новой волны, обрел доверие Второва и недавно, по рекомендации Баландина, был назначен на должность вице-президента.
При виде Забелина Кичуй сконфузился и, быстренько кивнув, юркнул в дверь. Снежко же, хоть и смущенный, широко развел руки.
– Держу пари. Сейчас скажет: «Твою мать! Кого я вижу?» – быстренько «забил» Максим.
– Алексей Павлович! Дорогой! Вот не чаял. Последний, самый ходовой в банке анекдот слышали? Разговаривают голова и жопа. Голова спрашивает: «Ну почему такая несправедливость? За мной ухаживают, моют. Я все время на чистых подушках, в холе – и, несмотря на это, вся в морщинах, облезлая. А ты на чем только не елозишь – и все такая же гладкая да белая». – «А ты делай, как я – сри на все»! Каков черный юмор? – Не дожидаясь реакции собеседника, Снежко радостно захохотал.