Он вздрогнул.
– Откуда вы знаете мое имя?
– Вы бредили. Почти неделю. В бреду назвали себя. Вы Владислав. Верно?
Варяг так и подскочил, стиснув зубы от боли в боку.
– Верно. А что я еще в бреду говорил?
Девушка пожала плечами.
– Да так, какие-то бессвязные вещи. Вспоминали Вику. Потом Светлану. По-английски говорили. Потом, извините, несли сущую околесицу о каких-то пузырях и ангелах – я не поняла. Дед мой даже решил, что вы уж и не оправитесь. Вы крещеный?
– А что? – Варяг вдруг вспомнил, что ведь он в самом деле крещеный. Да что толку! Он и в церкви-то за всю жизнь был от силы раз пять, не больше, и то из любопытства, а не по зову души. – Крещеный. Но скажу так… не активно верующий.
– Это как же так? – искренне изумилась она. – Чтобы крещеный, да неверующий. Вы что же, грешник великий?
Владислав не ответил. Упал на подушку и закрыл глаза. Елена с интересом рассматривала его лицо, которое вот уже неделю пытливо изучала, стараясь разгадать тайну так заинтриговавшего ее незнакомца. Дед сказал, что, судя по ране, очень похоже на то, что его порвала рысь, и, видно, пришел он издалека, с востока. Или с юга.
Скрипнула дверь в сенях. Дед пришел.
Елена встала и вышла в горенку. Платон вернулся из леса со своим старым ружьишком.
– Ну что, болезный не пришел в себя? – спросил Платон.
– Пришел. Вот только что поговорили.
Платон заметно оживился.
– Да что ты? Ну и о чем же?
– О том, кого он в бреду вспоминал.
– Ага! – Платон глянул на Елену. – Пойду-ка я к нему, попробую побеседовать. А ты нам не мешай.
Платон вошел тихо в спальню и притворил за собой дверцу.
Он давно ждал гостя от Муллы. Но гость должен был прийти дней на пять раньше. И к тому же со стороны Голой скалы, а не наоборот. Да непременно в солдатской одежде, которую он, Платон, для него загодя раздобыл в Северопечерске у верного человека и оставил в дупле вместе с мешком еды.