– Больше к тебе не придут – ни эти, ни другие, – пообещал Егор и больше об этом происшествии не вспоминал.
После того случая Егор несколько раз обращался к Платону за помощью. Всякий раз от Платона требовалась одна услуга – схоронить на хуторе человека. Накормить – если голодный, выходить – если больной, и помочь перебраться на «большую землю». Платон не задавал лишних вопросов: раз надо – значит, сделаем.
Это и была самая главная тайна, которую он свято хранил в своей душе и никого в нее не посвящал. Лишь Богу на небесах было ведомо, что Платон уже многие годы был вроде как тайным связным, а его скит – перевалочным пунктом для скрывающихся от властей беглых заключенных. Потом, видно, слух об отце Платоне прошел по северному уральскому и сибирскому «телеграфу», и к Платону за милостью начали обращаться старики воры из укромных сибирских колоний. Многолетнюю связь поддерживал с ним, между прочим, и старый Мулла, который вот и на этот раз прислал ксиву с просьбицей смиренной.
Но, видать, пропал человек Муллы, так и не пришел. Может, что не заладилось с побегом. Теперь надо было брести к Голой скале и проверять тайник: если лежит он нетронутый, то и водочку, и особенно пистолет оттуда надо было вынимать – пригодятся. Платон никогда не раскаивался в начатом им деле, полагая, что творит Божье милосердие и исполняет свой священнический долг. Вопросами он своих редких гостей не донимал, в душу к ним не лез. Вот только когда узнавал загодя, что ожидается пришлый, старался Елену спровадить из леса – отправлял в город за покупками. Не хотелось Платону, чтобы она встречалась с его гостями.
Он до сих пор жалел, что нашел в лесу непонятного мужчину вместе с Еленой. Оставалось уповать на Божью милость – авось до лиха не доведет Леночку эта встреча.
Платон присел на лавку напротив койки и встретился взглядом с больным.
– Так, может, расскажешь все же, мил-человек, кто ты и откуда, куда путь держишь? – с улыбкой спросил старик.
Варяг улыбнулся в ответ.
– Ты, отец, прямо как из старой русской сказки. Кажется, вот-вот дверь откроется и въедет Баба-яга в ступе.
Старик улыбался и молчал выжидательно.
– Ладно, стало быть, зовут меня Владислав… Костиков. Хочешь – верь, хочешь – нет, а я заблудился в наших лесах. Я сам из Куйбышева. По-нынешнему, значит, из Самары. Приехал в Северный Городок к старому знакомому. Вывез он меня в лес на субботу и воскресенье, а я, дурак, в чащу один ушел. Ну и заплутал. А потом меня еще рысь порвала, как жив остался – не знаю.
Платон хитро глядел на больного.
– Что ж, Владислав Костиков, ладно. А я Платон. Или отец Платон, как хочешь называй.
– А отчество как?
– Да не надо по отчеству, сколько живу на свете, а все не привык к отчеству. Люди уже давно кличут отцом Платоном. Я священник. А Елена Премудрая – моя племянница.
– А почему Премудрая?
Больной улыбнулся. «Хорошая улыбка, – отметил про себя Платон. – Вот только врать ты горазд, парень».
– А потому, что я ее так зову. Она и впрямь девка с головой. Неглупая девка, образованная. По биологии пошла.
– Не по твоим, выходит, стопам, по церковным.
– Ну, это как сказать. – Платон вздохнул и поднялся. – Выздоравливай, Владислав.