– Верно, иногда еще называют малявой.
Листок был маленький, и Михаил даже не знал, что можно было написать на таком крошечном клочке.
– Хотите взглянуть? – протянул Шатров листочек.
– Если вы, конечно, настаиваете…
– Да, я настаиваю!
Михаил осторожно взял клочок бумаги и бережно развернул его. Малявка была написана химическим карандашом, и кое-где разводы влаги уже стерли буквы, но послание еще читалось. «Сынок, Дима, верь мне. Я ни в чем не виновен. Пройдет время, и ты обязательно узнаешь правду и, надеюсь, простишь меня. Твой папа». Вот, собственно, и все. Чертанов вернул записку.
Взяв ее, Дмитрий Степанович аккуратно свернул листочек вчетверо и вновь заложил за обложку паспорта.
– Это письмецо для меня было как молитва. Без него я бы не добился ничего! Оно мне помогло поверить в себя. Знаете, я ведь даже пытался заниматься этим делом, узнать, кто же настоящий маньяк, но неудачно. А кто вел дело отца?
– Некто Виктор Валерьевич Утекеев.
– Он еще жив? – с надеждой спросил Шатров.
– Да. Сейчас ему шестьдесят пять лет. Еще крепкий мужчина.
– Мне бы хотелось с ним встретиться. Это возможно?
Чертанов улыбнулся:
– Я уже договорился по телефону о встрече. Он будет ждать нас завтра в семь часов вечера. Вас устроит это время?
– Да, – с готовностью кивнул Шатров.
– У меня к вам будет просьба.
– Все, что в моих силах. Вы для меня такое сделали!
– У вас есть фотографии вашего отца?
– Отец рос в детдоме, фотографий осталось совсем мало. Но несколько есть. А зачем? – удивленно спросил он.
– Вы не могли бы мне дать такие, где он больше всего похож на себя, каким он был в жизни.