— Спаси… — начал Джо и замолк.
Рядом с ним никого не было.
Не дождавшись благодарности и не ища ее, старый садовник исчез, как привидение от крика петуха. Даже ни одна ветка, казалось, не качнулась за ним следом: кусты и трава были одинаково неподвижны.
Джо тряхнул головой. Только тут он сообразил, что разговаривал со странным стариком, кажется, не по-английски. Да и вообще — был ли разговор?
Шум погони приближался, медлить стало нельзя. Впрочем, Джо и не собирался медлить…
«Не фотографировать» — гласила надпись на стене казармы, примыкавшей к штабу. Конечно, взгляд Джо не раз скользил по ней, но по-настоящему он заметил ее только сейчас.
И не только ее.
Что-то произошло с его вниманием: в поле зрения стало попадать на порядок больше всяких вроде бы ненужных мелочей. Например, как эта надпись или количество листьев-перьев на ближайшей пальме. Столкновение с опасностью разбудило в сознании Джо новые резервы, и оно теперь работало на большей мощности, активизируя все органы чувств. Джо поклялся бы, что сможет угадать сейчас все движения любого находящегося за спиной, вне досягаемости зрения, человека и по ним вычислить его намерения, отделить врага от друга…
К счастью для себя, такую клятву он давать не стал. Двое военных с повязками «МР» — военная полиция — направились к нему навстречу. Джо сделал попытку «предсказать» их — и был очень удивлен, когда, вопреки его заключению о почти нейтральном отношении, один из полицейских заступил ему дорогу и строго посмотрел в глаза.
(Впрочем, как Джо вычислил чуть позже, ошибки и не было: полицейские и впрямь не испытывали к нему никаких личных чувств. Работа есть работа.)
— Стой, солдат. Ты арестован, — услышал Джо и еле удержался, чтобы не оглянуться в поисках «арестованного» — как-то не верилось, что эти слова могли быть адресованы лично ему. Но нет — один из полицейских стоял, закрывая проход, а второй предусмотрительно взял под контроль направление вправо.
— Погодите, — Джо с трудом переключался на человеческие отношения, в которых действуют правила несколько иные, чем правила открытой борьбы на физическом уровне, пусть даже усиленные состязанием и разумом. — Мне нужен полковник… У нас угнали грузовик.
Полицейский только усмехнулся:
— Расскажешь это дежурному офицеру…
«Черт побери, что все это значит?» — думал Джо, покорно следуя за офицером военной полиции.
Если бы Джо мог немного задержаться во владениях Ортеги и послушать один разговор, вряд ли он стал бы задавать этот вопрос.
Пока Джо несся по зарослям, а ниндзя преследовали его, Ортега, скрипя зубами, подошел к своему лимузину.
Он был взбешен, как всякий самоуверенный человек, которому доказали, что и он может быть дураком.
Свою «империю» Ортега создавал не сразу, да и создание ее еще не было завершено. В отличие от большинства себе подобных, Виктор начинал не с практики. Юрист по образованию, он сперва долго приглядывался, отыскивал слабые стороны в уже известных преступных организациях, и постепенно у него начала складываться своя, особая, теория преступности. Или даже не совсем преступности — так считал он. Теоретическая база Ортеги учитывала даже вопросы морали: человек всегда работает лучше, если его совесть ничем не отягощена. Убивать совесть тяжело и не всякому удается. Убедить же ее, обмануть, переориентировав все системы ценностей, Ортеге представлялось вполне возможным.
Что является смыслом жизни, как не сама жизнь? А что критерием того, что она удалась? Конечно же, успех. У успеха много показателей, но раз его видимым эквивалентом в обществе стали деньги, значит, добывать их — и есть истинное предназначение твари по имени человек. Все остальное — лишь надуманные барьеры на пути к цели, искусственные ограничения, призванные останавливать слабаков.