Его нельзя было назвать умным человеком, но он не был и глуп, а между тем со времени его связи с Надеждой Николаевной он стал неузнаваем; куда девался его прежний апломб, особенно в отношении женщин, его остроумие, веселость — он казался приниженным, забитым, подавленным.
Эта женщина дурачила его на каждом шагу, а ее ласки были для него губительно-сладостны.
Это была буквально женщина-вампир, высасывающая кровь, а с ней и силу несчастного графа Владимира.
Граф Белавин погиб.
Ему оставалось еще, впрочем, спасение. Цепь не была закована. Не было совместного сожительства. Надежда Николаевна продолжала жить с мужем. Можно было порвать. Но уже для этого не хватало сил.
Было начало мая.
Граф Владимир Петрович переехал на хорошенькую дачку-особняк на Каменном острове.
Здесь и разыгралась катастрофа, решившая участь их обоих.
Граф назначал часы, в которые ожидал свою возлюбленную. Она являлась аккуратно, и тут-то в домике, с почти всегда опущенными шторами, происходили оргии, описать которые было бы бессильно перо Ювенала.
Сил человеческих не хватало, и граф, по наущению своей подруги, прибегал к искусственным средствам их восстановления.
Это еще более разрушало организм несчастного.
Конечно, они оба тщательно скрывали свои оргии и принимали все меры предосторожности, но как всегда бывает, эта-то таинственность и обратила всеобщее внимание.
Однажды утром Карл Генрихович Ботт проснулся с просветленными глазами. Как муж, он догадался, по обыкновению, последний, но догадался.
Это причинило ему непривычное волнение.
Подобно лучу солнца, проникшему в это утро в его спальню, ревность кольнула его в сердце.
Это не была кипучая, непреодолимая ревность, обуреваемый которою Отелло убил Дездемону, нет, это просто было чувство неприятное, раздражающее, которое выбивало из колеи привыкшего к порядку артиста-дилетанта; оно не отняло у него, однако, ни на минуту ровности духа, и он мог сообразить и начертать план мщения.
У людей, подобных Карлу Генриховичу, благоразумие всегда одерживает верх над порывом.
Он ничем не обнаружил свою роковую догадку.
Он остался так же добр и нежен с женою, как и прежде, так же доверчив, как обыкновенно.
Он даже почти поощрял ее к изменам своей недогадливостью, граничащею с глупостью.