Надежда Николаевна не могла не желать того же, так как очень хорошо понимала, что графиня по справедливости может за нее презирать свою бывшую подругу.
Уличенная жена сама затворилась ото всех и постаралась, чтобы никакие известия извне не достигали их убежища на Каменном острове.
Письма, которые присылались на имя графа, уничтожались нераспечатанными.
Это не было распоряжением Владимира Петровича.
Надежда Николаевна делала это с намерением.
Она теперь боялась потерять власть над своим возлюбленным, который сделался ее товарищем по преступлению.
Он увлек ее, соблазнил ее, слабую, беззащитную; он должен о ней один и заботиться. Какое дело может быть ему до других?
Она не задавала себе вопроса, в какой мере он виновен во всем происшедшем, — он должен быть виновен и только.
Праматерь Ева, как известно, ни слова не сказала, что она виновата одна, а что Адам был только слаб и подчинился ей.
Надежда Николаевна недаром была дочерью Евы.
Она пошла еще далее.
Она во всем обвинила графа, благо он был тут, около нее и даже безответен.
Сама лично она не чувствовала ни малейшего угрызения совести, вообразив себе и даже уверив себя в том, что она жертва хитро сплетенного обольщения современного Дон-Жуана.
V. Клеветница
Не то происходило в душе графа Владимира Петровича.
Прикованный к постели, оскверненной беспутством, он испытывал мучительные угрызения совести.
По мере выздоровления он благословлял первые часы, когда физическая боль заглушала нравственную.
Рана тела парализовала рану души.
Но когда рана зарубцевалась, и, плечо перестало болеть, граф Белавин сразу почувствовал, что все его прошлое надвигается на него всею тяжестью его заблуждений.
Это прошлое в ряде картин, включая картину последнего объяснения с Карауловым в отдельном кабинете ресторана Кюба, неслось перед ним, и он с ужасом видел, какую гнусную роль играл он в этих картинах.