Мечты, давно не посещавшие графиню Конкордию Васильевну, роем вились над ее головкой.
Какое-то радостное чувство овладевало ею при мысли о том, что она избежала смерти, что жизнь чувствуется в каждой капле обращающейся в ней крови.
Она думала о Караулове.
С тех пор, как она пришла в себя, он аккуратно посещал ее два раза в день, ни больше ни меньше, несмотря на то, что жил с нею под одною кровлею.
Вот уже три дня, как он позволил поднимать в полдень на несколько часов шторы и любоваться видом сада и моря.
Завтра он разрешил ей встать и немного пройтись по комнате.
«Какой он добрый, внимательный, милый!» — прошептала она.
Прошло несколько дней.
Здоровье Конкордии Васильевны восстановлялось не по дням, а по часам.
Она чувствует теперь приток жизненных сил.
Постель ей становится тяжела.
Однажды, когда она сидела в пеньюаре перед зеркалом и уже вколола в свою прическу последнюю шпильку, в спальню вошел Федор Дмитриевич.
Увидав графиню, делающею свой туалет, он повернулся и хотел выйти, но Конкордия Васильевна остановила его.
— С каких это пор, — протянула она ему свою руку, — доктор не имеет права входить в комнату своей больной.
— С тех пор, — ответил он, — как больная чувствует себя настолько хорошо, что может обойтись без помощи доктора.
Он поцеловал ей руку.
Она удержала его руку в своей и нежно пожала ее.
— Вы в этом уверены, мой друг, — сказала она, улыбаясь, — что я не имею больше нужды в вас?
Она вдруг затуманилась и вздохнула.
— Я вас не понимаю, графиня; вот уже три месяца, как я лечу вас, несколько дней уже вы чувствуете себя хорошо, вы выздоравливаете, вы сами это знаете, так что…