Отошедши несколько шагов от подъезда, он остановился и оглянулся.
Не сон ли это был? Нет, это была действительность, но действительность минувшая, которая хуже пробуждения от чудесного сна.
«Куда идти? — неслись далее его мысли. — Домой, к жене.»
Дрожь пробежала по его телу.
Перед ним восстала неуклюжая фигура Надежды Александровны — так звали его супругу — и рядом с ней — только что внезапно исчезнувшая от него грациозная, прелестная женщина.
«Домой, ни за что! Я разыщу Фанни!»
Он стал скитаться по Петербургу.
Искание Фанни Викторовны сделалось прямо пунктом его помешательства.
Привычка за два месяца быть постоянно навеселе также сделала свое дело: он заходил в рестораны, пока у него были большие деньги, ночевал в гостиницах, в тех гостиницах, в которых без прописки видов на жительство пускают только вдвоем, потом спустился до низков трактиров и ночлежных домов.
Бродя по улицам, он пугал проходящих женщин, всматриваясь пристально в каждую из них.
Он искал Фанни.
Он не нашел ее.
Она исчезла. Некоторые утверждали, что встречали похожую на нее среди ночных фей, заполняющих по вечерам Вознесенский проспект, другие говорили, что видели ее на Сенной площади, выходящей из портерной в Таировом переулке.
«Кажется, это была она!» — заканчивали они свои рассказы.
Но наверное, однако, никто сказать не мог, что видел именно ее.
Исчезновение устроительницы «последних празднеств вакханки», как прозвали светские остряки последние дни Фанни, с неделю служило предметом толков среди петербургских «дам полусвета», «милых и погибших созданий» и их кавалеров, а потом Фанни Викторовна была забыта.
О ней этим дамам напоминали лишь изредка подаренные ею драгоценности и наряды.
Леонид Михайлович все продолжал ходить по Петербургу и искать.
Наконец, наступил день, когда в кармане у него не оказалось пятачка заплатить за ночлег.
Он бесцельно бродил ночью по улицам, перешел Троицкий мост и очутился в запушенном снегом Александровском парке.