Венгерская рапсодия

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ах, Мэллори, – говорит он, за этим следуют поистине великолепные стоны и вздохи, а потом… потом кое-что еще – что-то, с чем я не готова была встретиться, не в этот момент, потому что я все еще дрожу от оргазма и большая часть меня просто хочет наслаждаться им в момент удовольствия.

Я даже чувствую, как увеличивается его член, когда он кончает. И я знаю это наверняка, когда он крепко прижимает меня при двух последних толчках. Меня словно вывернули наизнанку, и от этого ощущения я немного дрожу.

Одно это уже заставляет меня практически забыть все, что он говорил. Хорошие-хорошие слова, которые кажутся невозможными всего через неделю, хотя для него это было больше, разве нет? Могу заверить, что да, потому что это я тебя люблю далось ему крайне легко.

Забавно, что мне никогда так не казалось.

Эпилог

Мы стоим на крыльце, ждем Джеймса и неловко молчим, не знаю, отчего. Прошлой ночью этой тишины не было, когда после ужина в итальянском ресторане и бесконечного держания за руки, мы удовлетворяли друг друга в постели в позе 69.

Или возьмем предыдущую ночь, когда после милого пикника у озера и бесконечно приятных разговоров за жизнь, мы решили искупаться нагишом? После чего энергично потрахались на свежем воздухе.

Весь отпуск мы только и делали, что разговаривали и трахались, но теперь, когда мы стоим на крыльце и ждем завершения отпуска… теперь ничего? Просто молчим и испытываем неловкость…

Хотя… ставя здесь знаки вопроса, я лицемерю. То есть… да ладно. Я знаю, почему нам неловко, и это не касается нашего грязного секса. Ему не стыдно, и я точно знаю, что он хочет увидеть меня снова.

Но, к сожалению, причина, почему я это знаю, кроется в одном слове, которое он повторяет пугающе часто, а я сказать не могу. Оно здесь. Я знаю, это здесь, потому что в среду Джеймс наконец узнал, чем мы занимаемся, и сказал мне:

– Боже, вы ведь не просто трахаетесь, а?

Я вся покраснела, стыд, которого я так боялась, заполонил меня за долю секунды до того, как он заулюлюкал и сказал:

– Ты влюбилась! Мэллори влюбилась! Мэллори влюбилась!

После этого весь стыд испарился, и его заменило нечто другое.

Головокружение. Думаю, это называется головокружение, – когда я осознала, что он, возможно, прав. Я не испытывала этого к Дейву Требеки, после того, как мы год пробыли вместе. Или к Стюарту Уокеру – после двух лет.

Но я чувствую это к Арти через… три недели. А он терпеливо ждет, когда я об этом скажу, я это знаю. Он даже кладет мне руку на талию и заводит разговор о том, куда можно сходить в выходные, только чтобы разрядить обстановку.

В конце концов я не должна этого говорить. Мы можем просто пару раз увидеться и заняться восхитительным сексом, а потом сделать что-нибудь милое… ну, позавтракать с утра. А потом, если он захочет, мы можем провести день, занимаясь тем, что я никогда не пробовала, но чем занимаются другие пары.

Джеймс и Люси, например, уже занимаются. На днях они вместе читали газету, и все, о чем я думала, глядя на них в этот момент: Арти тоже стал бы так делать, если б ты его попросила.

Потому что он бы стал. Еще как! Он, по правде говоря, не может постоянно просить от меня чего-то грязного и непристойного или хотя бы все время намекать, что он возбужден. Просто он уж слишком счастлив, когда мы говорим о нормальных вещах в отношениях. Словно он уже знает, какими они должны быть.

В отличие от меня – я знаю только, как неловко поднять на него глаза, а потом выдавить из себя что-то вроде: