Волк в ее голове. Книга II

22
18
20
22
24
26
28
30

— «Пофиг»?!

— Господи!.. — Она пинает мятую банку, которую кто-то насадил на сучок. Жестянка цокает по песку, и долетает слабый клубничный аромат. — Да не нужны никому эти жалобные извинения. Лучше не делай так. Не делай дерьма. Если сделал — сделай что-то хорошее. Вот ты нашёл меня, ЭТОМУ я рада. Это куда лучше твоего «извини» и всей этой херобуротени.

Диана спрыгивает со ствола, подбирает полупрозрачно-жёлтый камушек и зло швыряет следом за прошлым.

Раз… два… три прыжка.

— Лузер.

— Чего?

— Всего три раза.

— Я не играла, — отрезает Диана и складывает руки на груди.

— «Пофиг».

Она прищуривается и, поискав на песке, поднимает тонкий, как блин, камень. Кидает мне.

— Я. Не. Играла.

Прибой бьётся, как в истерике, ревёт, пузырится. Я вдыхаю поглубже, метаю в него «блинчик», и волны бросаются навстречу, обдают холодными брызгами.

Один… два…

Всего два прыжка???

— Ещё, — сухо говорю я, но Диана, конечно, выигрывает и во второй раз. Она выигрывает снова и снова, что бы я ни делал, как бы ни старался, и лыбится. Лыбится дико, страшно, словно ведьма перед шабашем. Лицо её бледнеет, чёлка встаёт дыбом от ветра, и закатное солнце пылает в чёрных глазах.

Это красиво.

Я согреваюсь и ухожу с головой в Диану, в игру. Кровавое солнце тонет в море; до предела, до боли вытягиваются тени. Меня охватывает смутное чувство, будто после бегства от коллектора прошла не одна тысяча лет. Будто этот пляж, это солнце, захлёбывающееся в море, эти отвесные скалы — всё, что сохранила Земля. Человечества нет, ничего нет. Обрушились дома, просели дороги, истлели кости мертвецов. Пустая, умирающая, ветреная планета.

И я.

И Диана… которая медленно оседает на песок.

— Диана?!