Незнакомец

Затем Клодия повернулась к Беатрис.

– Мы бы хотели познакомиться с хозяином, и лично я не отказалась бы от бокала вина.

– Прекрасно, – одобрила их решение Беатрис и прихватила пару бокалов с подноса проходившего мимо официанта. – Вот, попробуйте. Полагаю, это с собственных виноградников Саши.

Ее, похоже, ничуть не волновало, что молодой человек, разносивший напитки, был полностью обнажен, не считая маски и грозного вида ремней, удерживающих его член прижатым к животу. Быть может, персонал на вечеринках графа всегда был в некотором смысле сдержан? Это имело бы смысл, если все гости отличались такой же непосредственностью, как сама Беатрис.

– Прошу сюда, – сказала доктор Куин и, вручив каждому по бокалу вина, повела их к группе людей неподалеку.

Держа Пола за руку одной рукой и бокал вина в другой, Клодия сообразила, что оставила где-то сумочку и веер. И еще поняла, что ей наплевать.

– Наш хозяин, – пробормотала Беатрис, когда они приблизились к живописной сценке, которую нагая девушка и видный господин разыгрывали на парчовой тахте рядом с бассейном.

И по костюму – Франция восемнадцатого века, – и по тому, что делал граф Д’Эронвилль – крепко шлепал ладонью несчастную девицу, лежавшую у него на коленях, – сразу становилось ясно, кого он изображает. Казалось, один галльский аристократ вознамерился усмирить дух другого. Донатьен Альфонс Франсуа, маркиз де Сад собственной персоной, в современном воплощении.

И Клодия обнаружила, что несмотря на столь возмутительное поведение, она находит Сашу Д’Эронвилля крайне привлекательным. Он принадлежал именно к тому типу мужчин, которые ей нравились. В холодных, резких чертах лица, наполовину скрытых маской, читалась сила, а гибкое тело в черных бриджах и атласном жилете выглядело внушительно. Белый напудренный парик отсутствовал, но густые серебристо-белые волосы были зачесаны назад, как львиная грива.

«Он как Пол в те минуты, когда уходит в себя и становится не от мира сего», – подумала Клодия, когда они подошли ближе, целиком и полностью сосредоточенный и отстраненный от происходившего вокруг. Сосредоточенность графа на выполняемой им работе – и девушке – напомнила Клодии ее гостя в те минуты, когда он трудился над расчетами. Поразительно, насколько может возбуждать такая отстраненность!

Но едва только она определила графа Д’Эронвилля как холодного и отчужденного, он поднял глаза и послал ей сдержанную, но крайне привлекательную улыбку.

– Мадам Марвуд, – произнес хозяин, демонстрируя ровные белые зубы. Рука его при этом не прекращала неумолимую работу. – Очень рад познакомиться с вами. Я бы встал, но, как вы сами видите, работа с Алексой еще далеко не закончена.

Вместо рукопожатия он кивнул посеребренной головой.

Насколько Клодия знала, Д’Эронвиллем они никогда прежде не встречались, но, по всей видимости, Беатрис что-то рассказывала о ней хозяину вечеринки.

– Месье граф, – отозвалась она настолько любезно, насколько смогла в данной ситуации, учитывая распростертую между ними голую женщину, – разрешите представить вам моего друга мистера Пола Бича… который гостит сейчас у меня.

Два джентльмена приветствовали друг друга. Д’Эронвилль держался несколько настороженно, хотя трудно было понять, обычная ли это для него манера. Пол, с другой стороны, принял роль защитника, словно почувствовал интерес Клодии к знатному французу. И еще его совершенно очевидно интересовала и заводила извивавшаяся Алекса и ее красный горящий зад.

Д’Эронвилль это заметил.

– Прошу вас, мой друг, наслаждайтесь представлением, – любезно предложил он, не прекращая равномерных неумолимых шлепков. – Возможно, вы пожелаете занять мое место, когда у меня устанет рука? Порой свежая рука – как раз то, что нужно.

«Нужно для чего?» – подумала Клодия, невольно ставя себя в положение девушки. Алекса, облаченная в костюм кошки там, у дверей, показалась ей красивой и живой, но сейчас, нагая, с красным от шлепков задом и блестящей промежностью, юная брюнетка, бесспорно, была соблазнительной.

А кем бы ей хотелось быть: Алексой или тем, кто ее наказывает? Клодия ощутила сильное желание самой отшлепать девушку; однако мысль о том, чтобы подвергнуться такому наказанию, наполняла ее горячим вожделением.