Я сказала Ричарду, что подолгу гуляю с Герцогом, чтобы избавиться от лишних килограммов, которые набрала, переехав в пригород. Дело было не только в гормональных таблетках. В Нью-Йорке я каждый день проходила по несколько километров, а сейчас даже за бутылкой молока ездила на машине. И потом, мы всегда поздно ужинали. Ричард никогда не комментировал мой вес, но сам каждое утро вставал на весы и пять дней в неделю занимался спортом. Я хотела ему нравиться.
Когда Ричард вернулся из командировки, я не могла найти в себе сил вернуть Герцога на первый этаж, в холодную, сияющую белизной кухню. Ричард удивлялся, как быстро поменялось мое отношение к псу.
– Иногда мне кажется, что его ты любишь больше меня, – шутил он.
Я смеялась.
– Он мой друг. Когда тебя нет дома, он скрашивает мое одиночество.
Правда была в том, что только к Герцогу я испытывала любовь чистую и понятную, которой никогда не испытывала ни к кому раньше.
Герцог был не просто питомцем. Он стал моей связью с внешним миром. Сосед, который бегал по утрам и которого мы часто встречали во время наших прогулок, останавливался спросить разрешения его погладить, а потом мы могли немного поболтать. Садовники приносили ему кости, смущенно спрашивая, можно ли ему. Даже почтальон наконец полюбил его, когда я сказала Герцогу, что он «друг» – это было одно из тех слов, которые Герцог понимал. Я низвергала на мать, которой звонила каждую неделю, потоки отчетов о наших последних приключениях.
Однажды ранней весной, когда каждое дерево и цветок, кажется, готовы бурно зацвести, я взяла Герцога на долгую прогулку по холмам в нескольких поселках от нас.
Оглядываясь назад, я думаю о том, что этот день был нашим с Герцогом последним счастливым днем, но тогда я просто сидела на большом плоском камне, рассеянно поглаживая Герцога по спине, чувствуя, как пригревает солнце, и наслаждалась моментом.
Когда мы с Герцогом вернулись домой, раздался звонок.
– Дорогая, ты заехала в химчистку?
Я и забыла, что он просил меня забрать его рубашки.
– Вот черт, прости. Сейчас только расплачусь с садовниками и съезжу.
Трое наших садовников особенно сильно привязались к Герцогу, и иногда, если погода стояла хорошая, задерживались подольше, чтобы поиграть с ним в мячик.
Меня не было около получаса, тридцать пять минут, самое большее. Когда я вернулась, фургона садовников уже не было. Я открыла входную дверь, и по всему телу пробежал озноб.
– Герцог! – позвала я.
Молчание.
– Герцог! – закричала я снова, и голос у меня задрожал.
Я выбежала на задний двор. Его там не было. Я позвонила садовникам. Они клятвенно заверили, что закрыли калитку. Я обыскала весь район, потом позвонила в общество охраны животных и в местные ветеринарные клиники. Ричард сразу же приехал домой, и мы ездили по округе с открытыми окнами, до хрипоты выкрикивая его имя. На следующий день Ричард не пошел на работу, а остался сидеть со мной, пока я рыдала. Мы расклеили объявления. Мы предложили огромное вознаграждение нашедшему. Каждый вечер я выходила на улицу и звала его. Я представляла, как кто-то его схватил или как он перепрыгнул через изгородь в погоне за взломщиком. Я даже поискала в интернете, не встречались ли в нашем районе в последнее время дикие животные, предполагая, что на Герцога мог напасть крупный зверь.
Один сосед утверждал, что видел его на Орчард-стрит, другой – на Уиллоу-стрит. По телефону, указанному в объявлении, позвонил человек и привез собаку, но не Герцога. Я даже обращалась к собачьему экстрасенсу, который сказал, что Герцог в приюте в Филадельфии. Но ничто из этого не привело ни к какому результату. Сорокакилограммовый пес исчез из моей жизни по мановению волшебной палочки, так же, как появился.
ebooksa