На столе между обоими певцами – дряхлым, скрюченным стариком и титаном богатырского сложения, одетым, как обычно, в джинсы и майку, – стояла бутылка с прозрачной жидкостью. Вокруг, покряхтывая, крутились стиральные машины. Огарок свечи отбрасывал на стены призрачные тени.
«Ангелы…» закончились, и зазвучала чистая мелодия «Глории»[14], проникавшая в каждый уголок прачечной. Мелодия, от которой у меня на глаза навернулись слёзы. Каким образом у дряхлого старика, работника отеля, сохранился такой молодой и чистый ангельский голос? Наблюдавший за мной Бен улыбнулся моему ошарашенному виду. Очевидно, талант конюха, о котором я и не подозревала, не был для него сюрпризом.
– Тебе бы никогда не пришло в голову ничего подобного, правда? – спросил он, когда отзвучал последний рефрен «Глории». – Старый Штукки когда-то был солистом детского хора кантона Золотурн.
– Хра мликов[15], – поправил его старый Штукки и добавил ещё что-то, но я не поняла в его речи ничего, кроме слова «однако».
– Однако он предпочёл остаться в горах, среди животных и дикой природы, – перевёл Бен. – Ведь петь можно везде.
– Везде и всегда! – Павел с жаром заключил нас в объятия, расцеловав каждого в обе щеки, и забрал свой подарок. Вместо того чтобы распаковать его, он достал откуда-то два стакана солидного размера, наполнил их и вручил нам. – Старый Штукки боится, как бы чего не случилось. Он верит в приметы и недавно стал замечать знаки, предвещающие плохие события…
– Что за приметы? – Я недоверчиво понюхала жидкость в своём стакане. Она пахла так же, как мой антибактериальный лосьон для лица.
Старый Штукки снова буркнул что-то, чего я опять не поняла.
– Вокруг луны появился воротник. – Бену снова пришлось выступить в роли переводчика, иронически закатив при этом глаза. – А ещё старому Штукки приснился горный дух. Он предупредил его о том, что в отеле замышляется что-то недоброе.
Конюх сощурился в подтверждение сказанного:
– Грный дх чует бду.
– О-о-ох! – Мои руки покрылись гусиной кожей.
– Дурным приметам в сочельник не место… Против них хорошо помогает грушевый шнапс, – заметил Павел.
Слушая наши разговоры, он снисходительно улыбался, но, когда поднял свой стакан, чтобы произнести праздничный тост, его лицо приняло донельзя торжественное и серьёзное выражение.
В вопросах веры Павел шуток не понимал. Хотя на его могучих руках красовались татуировки в виде кучи языческих символов, он считал себя христианином до мозга костей. Очевидно, татуировки были призваны вводить в заблуждение тех, кто с ним незнаком, а может, и отпугивать случайных людей.
– Выпьем за рождество Господа нашего Иисуса Христа, принёсшего свет в мир и в сердца наши!
Проигнорировать этот тост ни у кого не хватило духа.
– За Иисуса Христа! – повторили мы хором.
Я предусмотрительно сделала очень маленький глоток. Свою жизнь я была готова доверить Павлу в любой момент. Однако в том, что касается употребления горячительных напитков из бутылок без этикеток, я предпочитала сохранять осторожность, и, как показали дальнейшие события, чувство самосохранения меня не подвело. Огненный шнапс опалил моё горло, и я закашлялась. Только после этого я ощутила на языке грушевый привкус, и в животе у меня приятно потеплело.
– Вкусно, да? – Павел переводил взгляд с меня на Бена и обратно. – Муж сестры Штукки сам его гонит. – Он снова наполнил доверху стаканы.
ebooksa