— Что ты там бормочешь, Кейдж? Рассказывай, чтобы я все увидел, ясно, как Венецию.
— Три эти камеры, в которых мы. Они сходятся к канализации, как три больших куска торта. Там, где торт разрезали, — стены…
— А канализационная труба там, где втыкают свечку, когда новорожденному год?
— Да. А камни, где сходятся стены, не сцементированы. Весят они примерно по триста фунтов.
— Триста фунтов? Коршун, одному тут не справиться.
— А вдвоем — вполне, Хряк.
— И каждый закрывает собой люк в рабочий тоннель, который вьется, и поворачивает, и выводит на камни снаружи…
— Хряк, ты станешь толкать со своей стороны, а я со своей.
— А как насчет него?
— Кейдж, мы сдвинем наш камень, а потом твой…
— Нет. Нет, я остаюсь.
— Коршун, крышка гроба открывается, время прогулки. Идем сдвинем этот камень.
— Кейдж, один ты свой камень не сдвинешь. Давай мы тебе поможем. Если мы уйдем, ты останешься здесь навсегда.
— Нет! Нет… Мое место здесь. Я должен остаться… Должен. У меня нет выбора. Я должен стать частью великой Медной башни, ее камнем, ее скальным фундаментом. Я слышу, я слышу вас… слышу, как скрежещет камень о камень. Вы сопите от натуги. Но он сдвигается. Да, я слышу, как он сдвигается со скрипом, как огромный водяной затвор в темнице дожа. Ага! У вас получилось! Хряк? Каким плутовством блистал ты на Альбе? А ты, Коршун, против кого ты столь яростно боролся на Скалах? Хряк?.. Коршун?.. Коршун?.. Хряк?.. Я вас не слышу! Вы… ушли? Хряк? Коршун?..
Можно ли описать безмолвие, царящее в Медной клети?
Теперь и оно было всеобъемлюще. Быть может, некое представление о нем даст отсутствие слов. Может быть, получится дать представление о ней, сказав, что, когда исчезли голоса, не осталось ничего.
Город Большого хребта
(Перевод В. Кучерявкина)
— Подумать только! — Смит с верхней ступеньки приставной лестницы.
— Что там? — Джонс снизу.
ebooksa