— Один парень смотрел на тебя. Ты заметил?
— Ага.
— Знаешь почему?
— Пытался вспомнить, видел ли меня раньше.
— И что, видел?
Я кивнул:
— До того, как мы с тобой познакомились. Аккурат когда я откинулся. Я же говорил, что бывал здесь.
— Понятно.
Три четверти вестибюля покрыто синим ковром, остальное пространство занимает огромный бассейн, а в нем ряд двенадцатифутовой высоты шпалер поддерживает огромные пылающие жаровни. Вестибюль — в три этажа, увенчанный куполом и с зеркальными стенами. По узорчатым решеткам вьются дымные жгуты.
Сдвинулись металлические створки. Казалось, кабина лифта не тронулась с места, а семьдесят пять этажей сами ушли вниз.
На крыше был разбит пейзажный сад. Со склона холма, усыпанного камнями (искусственными), пробираясь между папоротниками (живыми) вдоль ручья (вода настоящая, но течение имитированное), к нам спустился человек — очень загорелый, очень светловолосый, в абрикосового цвета комбинезоне, из которого выглядывал ворот черной манишки.
— Здравствуйте! — Пауза. — Добро пожаловать! — Пауза. — Как я рад, что вы все-таки пришли! — Пауза. — Я уж и надеяться перестал. — Пауза.
Паузы предназначались для Ястреба — чтобы догадался меня представить. По моей одежде Спиннел не мог определить, кто я — лауреат Нобелевских премий в разных областях, с которым Ястреб познакомился на званом ужине, или прохиндей, чьи манеры еще сомнительнее моих и нрав еще низменнее.
— Позвольте вашу курточку, — протянул руки Алекс.
Эге, да он совсем не знает Ястреба, хоть и строит из себя приятеля на людях. Но этот тип достаточно чуток: что-то заметил в микромимике парнишки и решил не настаивать на своем предложении.
Алекс кивнул мне с улыбкой (а что еще он мог сделать в ту минуту?), и мы направились к гостям.
Эдна Сайлем сидела на прозрачном надувном пуфе и, наклонясь вперед, спорила о политике с людьми, сидевшими рядом прямо на траве. Я сразу узнал ее — волосы цвета потускневшего серебра, медный звон голоса. Бокал она держала обеими руками; из обшлагов костюма мужского кроя торчали, подрагивая от мощи ее сентенций, отяжеленные серебром и каменьями морщинистые пальцы.
Переводя взгляд обратно на Ястреба, я успел заметить еще с полдюжины гостей, чьи имена и лица способствуют торговле журналами и звукозаписями и привлекают в театры публику. Знакома ли вам фамилия театрального критика из «Дельты»? А вон тот — математическое светило из Принстона, пару месяцев назад взошедшее на научный небосклон с новой теорией происхождения то ли кварков, то ли квазаров.
К одной из женщин мой взгляд вернулся. Когда он вернулся к ней в третий раз, я узнал сенатора Абулафию, самую вероятную кандидатуру от неофашистов на пост президента. Сложив руки на груди, она прислушивалась к диспуту, сузившемуся до Эдны и не в меру общительного молодого человека с опухшими глазами, как от непривычных контактных линз.
— Миссис Сайлем, неужели вы не чувствуете, что…