Ястреб, подавшись вперед, взирал на друзей с восторгом, Эдна вежливо улыбалась. Мои губы расползлись в улыбке, от которой невозможно удержаться, когда ты тронут до глубины души и испытал огромное удовольствие. Да, Льюис и Энн спели потрясающе.
К Алексу вернулось дыхание. Он окинул гостей взглядом и, удовлетворенный их реакцией, нажал кнопку. Автобар загудел, кроша лед. Никто не хлопал, одобрение выражалось лишь кивками и перешептыванием. Регина Абулафия подошла к Льюису и заговорила. Я навострил уши, но в этот момент Алекс ткнул в мой локоть бокалом.
— Ой, простите…
Я взял брифкейс в другую руку и, улыбаясь, принял бокал. Сенатор Абулафия вернулась на прежнее место, а Певцы взялись за руки и застенчиво посмотрели друг на друга. И сели.
Гости группками разбрелись по роще и саду. Облака цвета старой замши то смыкались, пряча луну, то расползались. Я стоял в одиночестве среди деревьев на сухом каменистом дне пруда и слушал музыку: канон ди Лассо в двух частях, оцифрованный для аудиогенераторов. Помните, недавно в одном популярном журнале по искусству утверждалось, что иначе невозможно избавиться от ощущения тактов, которое выработалось у музыкантов за последние пять столетий? Будет чем развлечься человечеству пару-тройку недель.
Внизу, в пластмассовой кровле, змеились и сплетались светящиеся линии абстрактного рисунка.
— Прошу прощения…
Я обернулся и увидел Алекса. На сей раз у него не было ни бокала со спиртным, ни представления, куда девать руки. Он нервничал.
— Наш общий друг намекнул, что вы… можете мне кое-что предложить.
Я поднял было брифкейс, но указательный палец Алекса оторвался от уха (куда переместился с пояса, коснувшись воротника и прически) и сделал предостерегающий жест. Ох уж мне эти нувориши…
— Не затрудняйтесь, мне пока не нужно смотреть. Думаю, будет лучше, если я вообще останусь в стороне. Я бы охотно приобрел эти вещи, если Ястреб не переусердствовал, расхваливая их, но теперь ими заинтересовался один из моих гостей.
Мне это показалось странным.
— Понимаю, вам это кажется странным, — продолжал он, — но, думаю, мое предложение вас заинтересует, поскольку сулит немалую выгоду. Видите ли, я эксцентричный коллекционер, а потому мог бы вам предложить цену, соответствующую предназначению моей эксцентричной коллекции — то есть вещам, которые вызывают у гостей интерес и становятся темой для обсуждения. Но вещи, предлагаемые вами, я мог бы обсуждать со слишком узким кругом людей.
Я кивнул.
— Зато мой гость найдет им куда более широкое применение.
— Вы не могли бы назвать его имя?
— Я все-таки поинтересовался у Ястреба, кто вы, и он дал понять, что задавать подобные вопросы крайне неблагоразумно. Пожалуй, столь же неблагоразумно называть имя моего гостя. — Алекс улыбнулся и добавил: — Но ведь неблагоразумие — это топливо, на котором работает социальная машина. Не правда ли, мистер Гарви Кэдвейлитер-Эриксон?
Я никогда не был Гарви Кэдвейлитер-Эриксоном, но Ястреб известный выдумщик. Тут мне в голову пришла еще одна мысль, а именно:
Кэдвейлитер-Эриксоны — семья вольфрамовых магнатов, живущая в Титисе на Тритоне. Да, мой приятель не только изобретателен, он и во всех прочих отношениях выдающийся человек, о чем постоянно трубят газеты и журналы.
— Надеюсь, вы все-таки забудете еще раз о благоразумии и откроете, кто ваш таинственный гость.