— Хорошо бы.
— И — да! Чуть не забыла… Спасибо!
Я угукнул, представляя, какая долгая, жуткая и бессонная ночь раскрывает мне свои объятия.
Минута, две, десять… Ее дыхание стало медленным и глубоким. Слоны никак не помогают. Еще десять минут. Такое ощущение, что глаз я вообще не закрывал — вижу ее постоянно. Во дворе остановилась машина, свет фар упал на настенные часы — полчетвертого утра. Я, борясь с неконтролируемым трепетом, все же решился повернуть голову влево. Вика преспокойно спала, утопая в моей пуховой подушке, ее губы немного приоткрылись во сне… Если она еще хоть чуть-чуть подвинется в мою сторону, ее волосы коснутся моей щеки. Что же мне с собой поделать?! Я все больше и больше испытываю к себе отвращение. Она ведь мне доверяет. Она ДОВЕРЯЕТ мне НАСТОЛЬКО, что, несмотря на свой страх и осторожность, смогла уснуть рядом со мной. В эту же секунду в мыслях мелькнуло, что моя внезапная страсть к этой девушке — чуть ли не какое-то болезненное извращение, сродни переживаниям Гумберта Гумберта. Только подумать: когда я выпускался из школы, она училась в третьем классе и была милой крохой с бантиками в косичках! Интересно, что бы я почувствовал тогда, если бы мне кто-то ее показал. Точно не то, что чувствовал сейчас. Вот об этом и следует помнить.
Я тяжело вздохнул, спрятав замерзшие руки под одеяло. О, нет, так еще хуже! Нечаянно коснулся ее голого колена — Вика поджала их под себя, свернувшись калачиком. У меня оставался единственный выход — потихоньку соскользнуть с дивана и перебраться в спальню. Шевельнулся — раз, еще раз, но вдруг она, пробормотав нечто неясное, уткнулась лицом мне в плечо. Викина рука плюхнулась мне на грудь и я не сразу догадался, что она просто не понимает, где ее подушка.
Я совсем перестал дышать. Меня душил нестерпимый жар, поднимавшийся откуда-то снизу живота и охватывавший постепенно все тело. Господи, это худшее из всех пережитых мной мучений… Перед глазами мелькали какие-то нестерпимые, иногда даже бесстыдные, но ужасно приятные картины, и я практически был готов заплакать от бессилия. Я боялся, я сопротивлялся, я бунтовал… Ничего не вышло… Вика не была той Леной, которая когда-то бросила меня и сбежала в другой город, нет, тогда мне и не снились чувства такой силы — запретные, неправильные, неистовые…
Мало-помалу время двигалось к рассвету. Я все еще сквозь тревожную, липкую полудрему чувствовал горячую и влажную Викину ладонь на своем боку, она несколько раз потерлась щекой о мое плечо, сладко посапывая во сне, но, поборов дикое напряжение, я привык к теплу ее тела и отключился. По крайней мере, два часа, чтобы немного отдохнуть, у меня все еще были.
… Пробуждение было таким же, как и сон — внезапным и тревожным. Я слышал, что на кухне погромыхивают кастрюли, что-то шипит на огне, но не сразу понял, что бы это значило. Почесав затылок, я побрел в направлении этих волшебных звуков и аромата только что приготовленного кофе.
Вика порхала по кухне в одной футболке, деловито разливая по чашкам горячий напиток. Я остановился на пороге, облокотившись на косяк, зачарованный этим зрелищем. Почему-то в ту минуту я представил себе каждое такое утро. Мы бы сидели вот за этим столом, смеялись и поедали чуть подгоревшую яичницу. Эта мысль мгновенно обожгла меня своей несбыточностью.
— Привет. Ты извини, я тут похозяйничала… Просто подумала, что в школе за целый день точно жрать захочется…
Я через силу улыбнулся и кивнул.
Мы завтракали почти в полной тишине. Вика, кажется, тоже чувствовала себя неловко, проснувшись на моем плече. Я прокручивал в голове план, как нам обоим безболезненно добраться до школы — порознь и не в одно время. Главное, чтобы никто не заметил ее выходящей из моего подъезда… Вот черт, там же этот неусыпный сосед… Точно поползут сплетни… Интересно, он знает кого-то из учителей?..
— А ты спортом занимался каким-то, да?
Я встрепенулся, поставив чашку на стол.
— М-м-м… да. Плавал. А что?
Вика кокетливо закусила нижнюю губу, подперев рукой подбородок.
— Ниче. Просто не ожидала… что ты такой… мускулистый.
Когда она улыбается, ее щечки становятся круглыми и на них появляются легкие ямки. Если ее глаза прищурены с хитроватым, «лисьим» выражением, то она думает о чем-то совсем непозволительном. Иногда она очень похожа на ребенка — с таким наивным, светлым взглядом, но проходит мгновение — и ее правая бровь изгибается, губы приоткрываются в легкой ухмылке, и ты понимаешь, что ее невозможное, мощное, дьявольское очарование просто сбивает тебя с ног, а то и вовсе лишает возможности думать.
Я пропадаю, погибаю, самоуничтожаюсь. Меня рвет на части.
Если она сейчас же не встанет из-за стола и не отойдет подальше, то через секунду я схвачу ее за это тонкое белое запястье, и она окажется у меня на коленях, такая томная и прекрасная, и я опять ее поцелую… «И еще, и еще…» И Бог его знает, чем это может закончиться…
ebooksa