— Что?
— Все дело в Анне Роткив.
— В смысле?
— С ней что-то не в порядке.
— Да что ты говоришь!
— Смотри сам. Я честно сделал все свои домашние задания. Мы полностью проверили эту женщину.
— И что?
— Ничего.
— Как «ничего»?
— О ней нет никакой информации. Вообще никакой.
— Это плохо?
— Это очень плохо. Это значит, что ее не существует.
— Как так?
— Нет писательницы с таким именем. Тем более известной. И в Японии тоже нет. Она никогда не жила ни в Берлине, ни в Стеглице, ни в другом районе. Нет отца-американца, который работал на радио.
— Черт! А что с больницей?
— Пока глухо. У меня не было времени, чтобы найти человека, согласного поступиться обетом молчания в обмен на некоторое количество денег. Это следующий пункт. Собираюсь позвонить твоему ван Друйзену.
— Не надо.
— Что значит «не надо»?
— Этим я сам займусь. Я врач и быстрее что-нибудь разузнаю и у ван Друйзена, и в больнице. А ты лучше еще раз проверь комнату Жози. Как ты знаешь, мы не заходили туда после ее исчезновения. Может, найдешь какие-то следы.