Явочная квартира

Распорядившись таким образом, Баум отправился к шефу, чтобы обсудить, как бы это поделикатнее устроить демонстрацию фотографий Лашому.

— С премьер-министром достигнута четкая договоренность, — сказал Вавр, — Предъявить фотографии можем, но дальше без его последующих указаний двигаться нельзя.

— Беседа будет записана? Незаметно, да?

— Разумеется.

— Сами все это сделаете?

Баум кивнул:

— Министру придется пережить неприятные минуты. Незачем другим это видеть. Будет ещё время на него поглазеть, если он окажется в чем-то замешанным.

Он вышел из комнаты в конец расстроенным. Ну как участвовать в подобном деле, не испытывая неловкости и стыда? Теряешь лицо…

Позвонив в канцелярию министерства внутренних дел, Баум попросил Лору Фабьен устроить ему встречу с её шефом.

— Хорошо бы господин министр уделил мне не меньше часа, — добавил он, — Беседа может затянуться. Разумеется, я приду тогда, когда он назначит. Тема? Скажите ему, что она касается нашего недавнего разговора. Да, именно так.

Он достал из сейфа фотографии и снова внимательно рассмотрел их. Несомненно, это Лашом. И, несомненно, с двумя тощими юнцами. Содомский грех некрасив, нефотогеничен. Наверно, те, кто к нему склонен, получают наслаждение, и Лашом, вероятно, испытывает какое-то извращенное удовольствие, разглядывая подобные снимки, но на непричастного зрителя они производят угнетающее впечатление. Даже если и не испытываешь особой ненависти к гомосексуалистам — а Баум ничего такого не испытывал.

Лашом на одном из снимков — в профиль, наблюдает с легкой улыбкой, чем занимаются его компаньоны, торс его обнажен, нижнюю половину закрывает спинка кровати. На втором снимке он смотрит прямо в объектив, светло при этом улыбаясь. Позади, над его плечом — один из парней, второй свернулся калачиком внизу, его затылок заслоняет бедра Лашома, положившего правую руку на бедро партнера — происходит, надо полагать, акт феллацио.

Фотографий, по словам перебежчика, было много. Среди них и более выразительные, но он отобрал те, на которых лучше всего виден и узнаваем Лашом.

— Просто не верится, что человек, которому есть что терять, подверг себя столь нелепому риску, — заметил Баум.

— И я так думаю, — согласился Алламбо.

— Зачем он это сделал, как ты считаешь?

— Я чиновник, а не психиатр.

— Нелепый риск, — повторил Баум, — Чего ради?

…Именно эти слова и выкрикнул Антуан Лашом на следующий день, когда на его стол легли чертовы снимки, — Да разве нормальный человек позволит себе эдакое приключение за железным занавесом? Отвечайте, Баум!

— Это меня и удивляет, господин министр.