– Вы трогали его? Переворачивали?
– Зачем?
– Я просто спрашиваю.
– Нет. Я не трогал его. И без того было ясно, что он мертв.
– Почему?
– Он лежал лицом вниз в луже крови – большой луже – и не двигался. Для меня было ясно, что он мертв.
– Вот как? – Коллинз сделала пометку в блокноте и подняла голову. Выражение лица нейтральное, хотя треугольные мышцы рта напряглись. – Вообще-то он мог быть только ранен, но вы каким-то образом знали, что он мертв.
– Да. Я…
– Дверь его квартиры была открыта?
– Да…
– Так что вы могли заглянуть?
– Да, но…
– Что?
– Она была открыта лишь на пару дюймов, и что там происходит, я увидеть не мог. И объяснил это уже Ричардсону.
– Вы не могли бы перестать ссылаться на беседу с агентом Ричардсоном?
– Нет. – Мое сердце бешено колотилось. – Я устал повторять одно и то же.
– Я вам объяснила. – Коллинз кивнула на камеру. – Не понимаю, зачем вы все так усложняете. – Ее ледяной тон вполне соответствовал выражению лица. – Это выглядит не очень хорошо.
– А мне плевать, как это выглядит. – Я начал терять терпение.
– Итак, вы вошли.
– Что?