Через пять минут я не знал, куда деваться. Мы оба испытывали неловкость. Я видел: Терри уже жалеет, что пригласила меня. Движения ее лицевых мышц обнаруживали уйму нервозных выражений.
Она предложила мне выпить, и я согласился, хотя совсем не хотелось. Она достала из холодильника пиво, протянула мне, а затем вдруг выпалила:
– Да поцелуй же ты меня наконец, иначе я начну бояться и дам задний ход.
Я с удовольствием выполнил ее просьбу.
А потом все пошло хорошо. Мы быстро разделись, и нас почему-то разбирал смех. В постели мы перестали смеяться. Я чуть отодвинулся и стал рассматривать Терри. Она попыталась спрятаться под одеялом, но я сорвал его и много раз повторил, какая она красивая. Мы целовались, обнимались, и, наверное, впервые в жизни я почувствовал себя по-настоящему счастливым. И после не выпускал Терри из объятий.
– Ты считаешь меня потаскухой, да?
Я рассмеялся. Терри шлепнула меня по груди.
– Я серьезно, Родригес. Мне требуется поддержка.
– Почему ты не зовешь меня Натан?
– Мне нравится «Родригес». Это слово так приятно произносить. Род-ри-гес. Понимаешь? А у слова «Натан» нет такого очарования.
Я потрогал шрам на ее плече:
– Откуда это у тебя?
– От пули. Круто, а?
– Да. Ты Чудо-женщина,[34] я в этом не сомневался.
Она провела пальцем по татуировке на внутренней стороне моей руки, где был изображен ангел.
– Когда ты это сделал?
– В ранней молодости.
Терри перевернулась на живот и показала попку, милую, где на левой ягодице красовалась небольшая роза.
– А я это сделала ночью, после школьного выпускного вечера. Я тогда сильно накурилась. Повезло, что ограничилась только этим.
Я принялся целовать ее розу. Терри перевернулась и прижалась ко мне.