Настя задумчиво шла рядом, протянула руку, сорвала с куста лист.
— Притянуто за уши, — сказала она, что-то соображая. — Дело тут в чем-то другом… — она подняла голову, посмотрела на Свята, в ее глазах явно читался страх. — Неужели нам придется лезть в шахту?
— Вряд ли. Не представляю, как это сделать. Что бы там ни было, но я хочу найти могилы своих родителей.
Вечер буднего дня. Поселковое кладбище абсолютно безлюдно. Правильнее было бы обратиться в отдел ЗАГС или архив в райцентре. Возможно, так он и сделает, позже, но здесь и теперь Свят хотел пройти самостоятельно этот отрезок пути. Ему казалось, что ноги сами приведут его к месту, где лежат родители.
Свят и Настя пошли по главной аллее, рассматривая надгробья. Он с грустью отметил, что это украинское кладбище за годы правительственных экспериментов изрядно помолодело, как и любое российское: многим покойникам не было и сорока. Те же последствия смелых, жизнеутверждающих реформ чиновников, только на другом языке. Иные лица напоминали ему знакомых, отчего становилось еще более тоскливо.
Двигаясь по аллее вглубь этого тенистого мира, спрятанного от живых лучей плотными кронами деревьев, они неумолимо опускались во времени. Вот уже и шестидесятые годы, хранившие тайну, за которой они и приехали сюда.
Они свернули в боковую аллею, разбрелись. Чем дальше по ленте времени, тем гуще деревья, тем глубже они врастают в ограды…
Свят ориентировался по годам смерти на памятниках, что было нелегко. Тысяча девятьсот шестьдесят третий уже мелькнул дважды, но то были ложные следы, поскольку эти люди лежали в окружении родных, умерших раньше или позже. Нет, могила его родителей должна быть одинока.
— Как только мы увидим ограду, за которой первый покойник будет датирован шестьдесят третьим, — рассуждал Свят, — это будет значить, что мы на месте.
— Или какой-то один человек… — с грустью добавила Настя. — Заброшенная, заросшая могила одного.
Свят редко бывал на кладбищах и сейчас даже испытывал страх, хотя, пройдя через невообразимо огромный ужас детства, уже ничего особенно не боялся. Кроме могил. Это и понятно, если учесть его жизнь и судьбу. Кладбище было для него чем-то вроде дома, где живут родители. Живут, хотя они и мертвы, что трудно объяснить.
Наконец, они пришли в сектор шестьдесят третьего. Сигналом был крест из алюминиевых труб с табличкой. На мятой ее поверхности была высверлена дата. За могилой давно не ухаживали. Вокруг были другие, заполненные обитателями более поздних времен.
Настя остановилась, рассматривая какую-то плиту. Свят подошел. Двое, мужчина и женщина. Судя по лицам — карлики.
— Смотри, они умерли в один день. Как в той сказке, — с грустью добавила Настя. — Они жили долго и счастливо, и умерли в один день.
Свят прочитал числа. Супруги, или брат с сестрой. Достаточно пожилые. Она младше его на год. Как Настя и Свят. Дата смерти обоих — 8 сентября 1967 года.
— Может быть, автомобильная катастрофа, — проговорил он. — Не печалься о них. Давно это было.
Настя и не думала печалиться. Ее глаза были устремлены на что-то, чего Свят не видел. Зато он ясно видел, как отхлынула кровь от ее лица, и губы будто исчезли. Она медленно подняла руку, указывая, Свят проследил направление ее взгляда и тоже увидел это.
Шагах в десяти стояла плоская бетонная плита. На ней — круглая фотография. На фотографии — Человек-месяц.
Свят поймал себя на том, что сунул руку за пазуху, но, как только пальцы коснулись упругой кожи кобуры, отдернул ее. Тут же они оба двинулись и, словно лунатики, медленно подошли к могиле.
Это был он: далеко вперед, как у крейсера, выдающийся подбородок, нависающий лоб, что было хорошо видно даже на фото анфас. Остановились в трех шагах от бетонной стелы.