Бросил телефон в карман, пошел вперед, светя фонариком вправо, влево. Вверх, вниз.
Ему это уже приходило в голову. Но сторож говорил, что к бойлеру топливо подавалось из бака снаружи и никто не заходил туда, кроме техника раз в неделю. Каждую пятницу после обеда.
В конце бойлерной была вторая дверь. Без ручки. Выглядела так, будто ею не пользовались уже много лет.
Майер достал платок, надавил на металлическую дверь. Просунул голову, посветил фонариком.
Сюда приходили подростки. У его ног виднелись остатки самокрутки, втоптанные в пол. Пивные банки. И…
Майер присвистнул. Упаковка от презервативов, надорванная и пустая.
Какой-то шум послышался позади. В основном помещении подвала что-то происходило. Неважно.
Вытащил мобильник, набрал ее номер и стал говорить, не дожидаясь, пока она ответит:
— Думаю, вам стоит взглянуть на это, Лунд.
Тишина в трубке — сигнал не проникал в эти бетонные глубины здания гимназии.
— На что?
Майер чуть не подпрыгнул от неожиданности. В лицо ему ударил луч, затем быстро опустился на пол.
— Вы превысили скорость. Признайтесь, Лунд. Вы такой же нарушитель, как я.
Она не отвечала. Просто смотрела на то, что уже видел он: грязный матрас на полу. Пятна крови в углу. Пятна крови на серой облупленной стене.
На потрескавшейся штукатурке закутка в подвале гимназии стали проявляться отпечатки пальцев. Сотрудники в белых костюмах помечали, рисовали, фотографировали. Лунд беседовала по телефону: уговаривала Марка, чтобы он делал уроки, начал заниматься шведским.
— Я могу задержаться. Бабушка тебе поможет.
Проходя через холл гимназии, она остановилась рассмотреть цветы и фотографии на маленьком алтаре, установленном возле раздевалки в память Нанны.
— Да, хорошо, — говорила она. — Пока, милый.
Там была фотография двух девочек, наряженных ангелами. Нанна и Лиза Расмуссен, лет тринадцати. Перед снимком пара красных свечей. На холодном сквозняке подрагивал одинокий язычок пламени.
— Кто зажег свечу? — спросила Лунд.