Четыре человека стояли у гроба — и объединенные, и разделенные чувствами, которым не было названия.
Антон заплакал, спросил:
— Ты злишься, папа?
Нет, он не был злым. В последние годы нет. С тех пор как появились дети и наполнили их жизнь, он почти не злился.
Она знала это, и он тоже. И мальчики — по-своему — догадывались.
— Нет, — сказал Бирк-Ларсен и наклонился, чтобы поцеловать их головы, чтобы обнять их плечики своими крепкими руками, прижать их к себе.
Пернилле больше ничего не замечала. Она видела только гроб. По белому дереву текли соленые ручейки ее слез.
Его ладонь с натруженными шершавыми пальцами сплелась с ее рукой.
— Тайс… — прошептала она.
Пернилле не знала до сих пор, как одно-единственное слово, которое она пыталась выговорить сейчас, могло вобрать в себя столько смысла, столько жизни, и боли, и скорби. Она посмотрела в его широкое грубое лицо и спросила:
— Всё?
Пожатие пальцев, кивок головы.
Они пошли по проходу, мимо рядов скорбящих. Мимо учеников и учителей, мимо соседей и друзей, мимо пытливой женщины из полиции, которая наблюдала за ними мерцающими в тени колонны глазами. Они вышли в серый день, оставив Нанну позади.
Хартманн теперь слушал новости каждый час. Не мог не слушать. Полиция опубликовала еще одно заявление, столь же бессмысленное, как и большинство предыдущих. Они направили все ресурсы на расследование дела. Передали в записи слова брюзгливого старшего инспектора полиции Букарда:
— У нас есть определенные зацепки, но это все, что мы можем сейчас сказать.
Потом пошел прогноз погоды.
В дверь заглянула Риэ Скоугор, сухо сообщила:
— Мой отец хочет поговорить с тобой.
До начала дебатов с Бремером оставался час. Хартманн вытащил из шкафа галстук, примерил его перед зеркалом.
— Занят? — спросил Ким Скоугор, усаживаясь в кресло.
ebooksa