Лунд смотрела на этого человека, на его черную сутану, на белый воротник и думала. Что, если бы в ту холодную, мрачную ночь он тоже оказался на берегу канала? Если бы видел, как воет от горя Тайс Бирк-Ларсен? Как мертвые ноги Нанны вываливаются из багажника с потоком грязной вонючей воды и как между ними вьются черные петли угрей?
Простил бы он тогда? Смог бы?
Снова заиграл орган. Она машинально отмечала про себя, кто поет, а кто нет. Потом Сара Лунд вышла из церкви.
Они знали, что учитель будет на похоронах. Поэтому Майер отправился к нему домой поговорить с его женой.
Была середина дня, а она ходила в безразмерной белой сорочке и черной кофте поверх. Майеру не потребовалось много времени, чтобы завести разговор о давнишнем обвинении Кемаля в домогательстве.
— Это старая дурацкая история, — сказала женщина. — Тут даже не о чем говорить.
— Ректор Кох написала отчет.
— Девчонка все придумала. Она сама в этом созналась.
— Мы разговаривали с вашим соседом по даче в Драгёре. Знаете его — сантехник на пенсии?
Жена Кемаля поморщилась.
— Он видел, как ваш муж куда-то уехал в пятницу вечером, примерно в половине девятого.
— Он ненавидит нас. Правда, нашей газонокосилкой пользоваться не гнушается, только потом ее назад не допросишься.
Майер спрашивал себя: что сейчас сделала бы Лунд?
— Ваш муж действительно уезжал?
— Да. Ездил на заправку.
— А когда вернулся?
— Думаю, минут через пятнадцать. Я легла спать, когда его еще не было. Очень устала.
— Могу себе представить. Когда вы снова увидели его?
— Часа в три ночи. Я проснулась. Он лежал рядом.
Майер вспомнил о долгих паузах Лунд. О ее неотступном взгляде.