Пожизненный срок

— Заканчивая смену, мы всегда оставляем оружие в оружейной комнате в участке, но Юлия иногда брала пистолет домой. Давид имел разрешение, и дома, в спальне, у них был бронированный сейф для хранения оружия.

— То есть Юлия хранила пистолет не в одном месте?

— Да. Но если полицейский оставляет службу более чем на тридцать дней, он обязан сдать оружие на длительное хранение в арсенал. Когда стало понятно, что Юлия уйдет в длительный отпуск по болезни, ее попросили сдать пистолет, и тогда она поняла, что потеряла его.

— Потеряла?

— Его не оказалось в сейфе на Бондегатан, мы поехали в участок и проверили в оружейной комнате, но пистолета не нашли и там. Она была просто вне себя и никак не могла вспомнить, когда и где он пропал.

— И что было дальше?

— Юлия подала рапорт о пропаже оружия. Она не хотела говорить, что его украли, просто не могла вспомнить, куда она его дела. Было начато внутреннее служебное расследование для решения вопроса о нарушении законодательства, о халатности или пренебрежении служебными обязанностями. Все хотели понять, как она умудрилась потерять боевое оружие.

— Почему я не слышала об этом раньше?

— Наверное, ты просто не обратила на это внимания. Защитник упомянул об этом на суде, но никаких последствий это заявление не имело. Могу допустить, что не в интересах Юлии было выставлять ее на суде как безответственную и неадекватную личность.

— И чем закончилось служебное расследование в связи с пропажей оружия?

— Комиссия не пришла к выводам вплоть до самого убийства, но все шло к тому, что это расценят как халатность и оставят без серьезных последствий. Такое мягкое отношение было, естественно, обусловлено влиянием Давида. Когда оружие было найдено, расследование прекратили, ибо пропавшее оружие нашлось, если оно вообще пропадало…

— Но оно, несомненно, пропадало, — сказала Анника Бенгтзон. — Кто-то начал планировать это убийство очень давно, и Юлии была уготована участь подставного убийцы.

— Этого не может быть, — отмахнулась Нина. — Твои измышления напоминают теорию заговоров.

Но журналистка уже не слушала Нину. Она слушала только себя и, хотя говорила вслух, обращалась скорее к себе, чем к Нине Хофман.

— Если Юлия действительно невиновна, то, значит, Александра похитили. Это значит, что злоумышленник и в самом деле способен на все. Например, отрубить руки живым людям.

Она снова посмотрела на Нину.

— Давид не мог быть геем или бисексуалом?

— Я в этом сомневаюсь, — махнула рукой Нина, — да и какое отношение это имеет к делу?

— Убийца мог иметь какие-то личные отношения с Давидом, в противном случае он или она никогда не выстрелил бы ему в пах. — Анника Бенгтзон кивнула, подтверждая эту мысль. — В квартире действительно была другая женщина. Был кто-то, имевший ключ от квартиры, ключ от сейфа или кто мог изготовить копии этих ключей. Возможно, одна из любовниц Давида, которая отчаянно жаждала ему за что-то отомстить. Она знала о Бьёркбакене, так как отвезла туда вещи Александра. Можно говорить о мести: убить мужчину, посадить на скамью подсудимых жену и похитить ребенка.

Нина сидела как статуя, потерявшая способность думать.