Что-то подсказало мне, что лучше быть честной с Зенией. Это не было доверием. Я не думала, что могу доверять ей хоть на пенни, но у меня было сильное желание честно отвечать на ее вопросы, а я никогда не игнорировала свой громкий внутренний голос. В таких случаях словно бог похлопывал меня по плечу. Да и потом – какая разница? Все равно я просто вижу сон.
– Мы пробудем здесь до тех пор, пока мой сын не скажет, что пора уходить.
– Кто он такой?
Я сделала глубокий вдох.
– Вы когда-нибудь слышали историю о том, как с помощью ДНК, взятой с Туринской плащаницы, изготовили клона?
Зения нахмурилась, потом посмотрела на меня:
– Да! Это было лет двадцать тому назад?
– Так и есть.
У нее был озадаченный вид.
– И?
Я снова сделала вдох и с вызовом посмотрела на Зению – пусть только осмелится отпустить остроумное замечание!
– Мой сын – тот самый клон. Его зовут Джесс.
Сидевшая на корточках Зения резко выпрямилась, и ей пришлось опереться на руку, чтобы не упасть.
– Простите, – сказала она, приняв прежнюю позу. Брови ее были все еще удивленно приподняты. – Потеряла равновесие. Итак, другими словами, вы говорите, что выносили эмбрион клона и поэтому вы его мать?
Сума тоже уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
– Да, поэтому я его мать, хотя мы и не похожи.
По глазам Зении я видела, что она думает куда больше, чем говорит, – и придерживает при себе восклицания. Только глаза ее время от времени расширялись, говоря о лихорадочных размышлениях.
Сума прикоснулась к моей руке:
– Голова теперь меньше болит, Биби?
Я поняла, что это и вправду так, и отняла руки ото лба, стерев прилипшие к нему травы.