Козерог посмотрел на него почти удивленно:
— Разве не ясно? Спасителя. Все то время, что я служил Кали, я ощущал ее священное присутствие. Хаос и порядок, созидание и разрушение — прекрасные, надежные мосты и кровавая жертва. Одно должно уравновешивать другое, иначе гармония будет нарушена, и даже самая крепкая конструкция не простоит долго. Что стоит одна жизнь по сравнению с сотней, которые оборвутся, если подпоры рухнут и мост полетит в воду? Одна жизнь — за сотни. Разве не приемлемая цена?
— Тебе виднее, ты же «спаситель», — ответил тихо Самсонов.
— Знаю, ты меня не поймешь. На самом деле это не важно. Я сделал то, что был должен, и моя душа спокойна. Теперь я просто жду своего часа.
Мечев замолчал. Самсонов постоял секунд десять, глядя на него, затем развернулся и прошел мимо охранника.
— Все? — спросил ожидавший его в коридоре начальник охраны.
— Да. Достаточно.
— Быстро вы.
— Просто хотел попрощаться.
Самсонов бывал в этом кабинете и раньше. Свет проникал через белые жалюзи, которые слегка колыхал ветер, — окно было приоткрыто.
Фридрих Николаевич Тимченко сидел напротив Самсонова, положив ногу на ногу, и разминал сигарету. В течение последних сорока минут он пытался убедить следователя в том, что тот не виноват в смерти Карины.
— Ты хотя бы избавился от кошмаров, которые тебя одолевали все эти годы? — спросил психолог, явно считая, что консультация прошла бесплодно.
— Нет. Но сейчас я вижу их редко.
Тимченко поразмыслил:
— Это прогресс, по-моему.
— Возможно.
Фридрих Николаевич вздохнул, сунул в рот сигарету и начал рыться в карманах в поисках зажигалки.
— На столе, — подсказал Самсонов.
— Спасибо. — Психолог встал и взял зажигалку. Щелкнул, затянулся, на секунду прикрыл глаза. — Ты хочешь избавиться от кошмаров? Только честно.
Самсонов открыл рот, чтобы ответить, но задумался.