Самсонов расслабленно выдохнул. Мечев остался жив — это сейчас главное! Он не добился своего, не перешагнул рубеж, не слился с Кали! Полицейский не хотел, чтобы для Козерога все закончилось здесь и сейчас — чтобы он умер, думая, что преображается для новой жизни.
Он повернул голову и встретился взглядом с Мечевым. Глаза у архитектора были остекленевшие. Самсонову показалось, что они полны отчаяния. Он торжествующе улыбнулся своему врагу, и эта улыбка больше напоминала волчий оскал.
— Поднимайте! — скомандовал санитарам врач, занимавшийся Мечевым.
Те взялись за носилки, и Козерог пропал из виду.
И тогда у Самсонова из глаз потекли слезы. Это был нескончаемый поток. Они просто лились, словно где-то открылся кран, и вся боль понеслась наружу.
— Прощай, Марина! — прошептал Самсонов, запрокинув голову. — Прощай, сестричка! И прости, что так поздно!
Самсонов ехал в больницу к Горелову, когда на сотовый ему позвонил Башметов. Голос у начальника был дрожащий, но счастливый.
— Валерка! — Он сделал паузу. — Это я.
— Здравствуйте, Павел Петрович.
— Звоню, чтобы сказать тебе спасибо.
— Не за что, Павел…
— Есть за что! — перебил начальник. — Уж поверь!
Самсонов не стал спорить.
— Ты для меня теперь самый дорогой человек на свете! — продолжал Башметов. — Когда меня выпишут, я… не знаю, что с тобой сделаю!
— Мы все потрудились, — вставил Самсонов.
— Конечно, это я понимаю. Но и то, что вышел на Мечева ты, я тоже знаю. Предоставляю тебе отпуск. На две недели. Слышишь?
— Да, Павел Петрович.
За поворотом показалось многоэтажное серое здание больницы, обнесенное бетонным забором.
— Съезди куда-нибудь, постарайся отвлечься. Жизнь продолжается. В общем, отдохни, наберись сил.
— Хорошо, Павел Петрович. Выздоравливайте.