— Я понимаю. — Самсонов старался говорить отстраненно, потому что не хотел, чтобы кто-то лез ему в душу. — Тимченко мне уже дважды звонил.
— А-а, Фридрих Николаевич, — понимающе протянул Горелов.
— Он записал меня на консультацию. На сегодня.
— Пойдешь?
— Не знаю, — честно признался Самсонов. Все слова, которые он слышал по поводу гибели Карины, проходили сквозь него. Потому что он знал: это груз, который ему придется нести на своих плечах до самой смерти. Вряд ли визит к психологу поможет.
— Сходи. Что ты теряешь?
— Да, в общем-то, ничего.
Горелов помолчал.
— Говорят, тебе тоже досталось, — проговорил он наконец. — Этот гад и тебя порезал?
Самсонов махнул рукой:
— Просто царапина. Всего один шов.
Они поговорили еще, потом следователь стал прощаться.
— Зайду завтра или послезавтра, — пообещал он, уходя. — Выздоравливай, мы все тебя ждем.
Самсонов вышел из больницы, бросил бахилы в урну у крыльца и зашагал к своей машине. У него было еще одно дело. Он сел в «Шевроле», завел мотор, включил магнитолу и вырулил на дорогу. В динамике звучала песня Синатры «My way». Его голос заполнял салон, обволакивал, уносил в иной мир, полный гармонии и красоты. Совсем не такой, в котором приходилось жить Самсонову.
Следователь ехал в тюремную клинику, чтобы в последний раз посмотреть в глаза своему кошмару.
Через полчаса полицейский был на месте. Он договорился о приезде заранее, и его ждали.
— Вы сказали ему обо мне? — спросил Самсонов, шагая рядом с начальником изолятора по гулкому коридору.
— Да. Как вы и просили.
— Как он отреагировал?
— Ответил, что ожидал этого и не удивлен.