Ночное кино

22
18
20
22
24
26
28
30

– Зеро, ну-ка сюда! – («Зеро» был белый персидский кот, ломанувшийся к открытой двери, которую я, впрочем, успел закрыть у него перед носом.) – Спасибо, чувак, – сказал парнишка.

Оглушительно пахло ладаном, потолок практически наседал на макушку, а узкие кирпичные стены наклонялись внутрь, как в коридорах с гравюр М. К. Эшера. По стенам висели полки, забитые мистическими цацками. Очевидно, в «Чарах» все священные предметы были созданы равными. Лавка выглядела так, будто Христос, Будда, Мохаммед, Вишну и случайный язычник-другой скорешились и устроили гаражную распродажу.

Ведьмовские мини-котлы (толл, гранде и венти) нагло громоздились подле святого Франциска, Девы Марии и парочки католических святых. Рядом лежала сильно захватанная «Магия еврейской каббалы» в мягкой обложке, дальше – Библия, затем карты Таро, мешочки с ароматическими смесями под названием «Саше „Счастье и удача из Уанги“», корзина резных восковых распятий, глиняные лягушки и пластмассовые флаконы «Святая вода» (распродажа, по $5,95).

Видимо, немало ньюйоркцев плюнули на психотерапию с йогой и подумали так: «Блин, надо бы поколдовать», – потому что в лавке было не протолкнуться. В глубине женщины за тридцать роились вокруг высокого книжного шкафа, в лихорадочном напряжении перебирая сотню разноцветных свечей. Утомленный немолодой мужчина в синей рубашке – пугающе похожий на моего биржевого маклера – внимательно читал пояснения на обороте спиритической доски.

Обогнув Нору и серьезного парня с русыми волосенками, листавшего брошюру (я заглянул ему через плечо и прочел название: «Планетарные и магические значения. Руководство»), я подошел к витрине. Внутри лежали серебряные ожерелья, кулоны и амулеты, изрезанные иероглифами и прочими не опознанными мною символами. С потолка над кассой свисала пятиконечная звезда в круге, пентаграмма – знак сатанистов, если я правильно помню по студенческим временам. За ней на стене в рамочках висели черно-белые портреты 8 × 10 – суроволикие мужчины и женщины с дохлыми изюминами глаз, как у серийных убийц: несомненно, легендарные ведуны и ведьмы.

Рядом скотчем прилепили маленькое рукописное объявление:

Принадлежностей для черной магии не продаем, даже не спрашивайте.

Отконвоировав Зеро в заднюю комнату, к нам подбрел морковноволосый кассир:

– Помочь вам?

– Да, – сказала Нора, возвращая на витрину книгу «Знаки, символы и предзнаменования». – Мы надеялись, кто-нибудь сможет опознать травы и корни. Мы их нашли в странном виде у подруги в комнате.

Он кивнул, ни капли не удивившись, и большим пальцем указал на заднюю дверь:

– Спросите дежурных ведьм. Они всё знают.

Я не сразу разглядел в глубине лавки деревянную стойку, за которой сидел малолетний латиноамериканец.

Мы с Норой направились к нему в обход женщин, ахавших над разноцветными свечами. Одна, с рыжими кудрями, держала лиловую, желтую, оранжевую и зеленую.

– Что мне взять? И святого Илию, и Сан-Мигеля? – спрашивала она подругу.

– Не угробь нам разговор, – шепнула Нора. – Я понимаю, ты в это не веришь, но все равно хамить незачем.

– Это я-то? Что ты такое говоришь?

Она предостерегающе покосилась на меня и встала в очередь за девушкой, тихо совещавшейся с латиноамериканским малолеткой. Тот сидел на барном табурете и большим охотничьим ножом усердно вырезал по зеленой свече.

На ведьму он не походил, – впрочем, это, вероятно, тупое замечание, вроде как соседка говорит корреспонденту «Ивнинг ньюс», что старый Джимми, который жил у матушки в подвале и редко выбирался на свет божий, не походил на маньяка-убийцу. Юный ведьмак был черноволос, космат и одет в защитного цвета рубаху, из тех, что ввели в моду Фидель Кастро и Че Гевара, отчего смахивал на социалистического командира в тропиках.

На стойке перед ним грудами валялись цветные свечи, саше с травами, флаконы масел и каких-то темных жидкостей, резаки для бумаги, бечевки, перочинные ножики. К планшету, за веревочку подвешенному на стойке сбоку, цеплялась кипа потрепанных бумаг. Я взял планшет – «Меню заказной резьбы», было написано там – и полистал.