– Пошли дальше.
Мы двинулись вперед и, не прошло и десяти минут, добрались до следующей лестницы – эта наполовину развалилась. На первый взгляд я и в ней не обнаружил никаких намеков на Дюшана, но затем, поводив фонариком, с удивлением заметил, что ступени повыше и впрямь кубистские. Грубо сбитые занозистые куски плавника непредсказуемым зигзагом взбирались по голому обрыву и исчезали за вершиной. Не столько лестница, сколько шаткая стремянка, из последних сил державшаяся за скалу.
Однако это была здесь вторая лестница. А в названии картины фигурировал «№ 2».
– Видимо, тут! – крикнул я.
Хоппер кивнул и запрыгнул на первую ступеньку. Пять футов от земли – на песке валялись расщепленные обломки нижних ступеней и перил. Вся конструкция зловеще тряслась под его весом, но Хоппер лез дальше и наконец вскарабкался туда, где сохранились перила и было за что уцепиться.
Я шагнул на первую ступень и, велев себе не смотреть вниз, тоже полез. Сырые и прогнившие доски проседали под ногами. Один раз ступень под Хоппером треснула пополам, нога провалилась сквозь еще две гнилые доски, и он повис на перилах, а я пригнулся, чтобы не получить по физиономии гвоздями от просвистевших мимо деревяшек.
Хоппер вскарабкался на следующую ступеньку, которая его выдержала, и снова припустил вверх по скале. Вскоре он исчез на вершине. Когда туда дополз я, пришлось подтягиваться до белизны костяшек, потому что последних ступеней не было вовсе. Я выпрямился в высоком песколюбе и выключил фонарик.
Мы выбрались к кому-то на задний двор.
За ухоженным газоном, крытым бассейном и островками поздней черемухи возвышался особняк с кедровой кровлей – ни огонька, ни звука.
Второй час ночи, сообщили мне часы.
– Может, мы опоздали, – прошептал я.
Хоппер смерил меня взглядом:
– По-моему, тебе надо бы из дома выходить почаще.
И сквозь заросли ирги неторопливо зашагал по тропинке к дому. Когда до заднего патио нам оставалось ярдов двадцать, дверь в доме нежданно распахнулась. Воздух наполнила густая пульсация музыки. Плитняк залило водянистым белым светом.
Мы застыли, распластавшись по ограде вдоль тропинки.
Долговязый паренек в черном барном фартуке поволок через патио гроздь мусорных мешков и по одному пошвырял их через парапет. Раз за разом ночь разрывал звон бьющегося стекла. Все выбросив, парнишка вернулся в особняк и с силой захлопнул дверь.
Дом снова объяла тишина.
С минуту мы ждали, слыша только ветер и далекий рев океана внизу.
Затем, обменявшись кивками, бегом одолели финишную прямую – через патио и вверх по ступеням. Хоппер дернул дверь. Она легко открылась, и мы скользнули внутрь.
Судя по всему, очутились мы в кладовой.