Он нагнулся, подобрал купюру и принялся сортировать красные салфетки, помеченные одиноким черным «О» – если приглядеться, не буквой, а открытым ртом – кричащим ртом.
– Она атаковала гостя, – тихонько бормотнул парнишка.
– Атаковала?
– Ну, типа, напала на него. Я так слыхал.
– Каким образом?
Распространяться он не захотел – или сам не знал.
– На какого гостя?
Он опасливо глянул на Гарри, взял полотенце и потер стойку.
– Зовут Паук.
– Как-как?
Он пожал плечами:
– Кликуха такая.
Его слова любопытным образом подействовали на женщину. Все это время она потягивала коктейль, не обращая на нас внимания, но теперь развернулась на табурете и попыталась сфокусировать на мне затуманенные глаза.
Парнишка серебряными щипцами восполнял убыток мараскиновых вишен в хрустальной вазе на стойке. Вишни, как ни странно, были совершенно черны, до самых черенков, и сплошь парные близнецы.
– А на самом деле как его зовут? – спросил я, непринужденно прикладываясь к стакану.
Он покачал головой. Не знает.
– Сегодня он здесь? Можешь показать?
Он нервно облизнулся, открыл было рот, но, увидев что-то за моим плечом, схватил пустую коробку и, опустив очи долу, удрал за дверь, под защиту тосканских красот.
Интересно, что его спугнуло.
Сквозь толпу, взглядом приклеившись к губастой женщине в лиловом, шагал немолодой мужчина с шипастой седой шевелюрой. Подошел, нагнулся, что-то шепнул ей на ухо.