Ночное кино

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы поволоклись вперед. Тишина, только плещет вода и скрипит сетка, с трудом нас пропуская. Каноэ на что-то наткнулось под водой, провод опустился и коснулся бортов. Я отчетливо услышал, как вокруг негромко фыркнуло электричество, но тут провод опять поднялся, мы пролезли, и настала моя очередь.

Я лег; вокруг бурлила вода.

– Последнее слово будет? – осведомился Хоппер.

– Постарайтесь меня не убить.

Каноэ дернулось, провод стукнулся о борт в считаных дюймах от моего носа. Проскользнул у меня над головой и исчез.

– Проскочили, – шепнул Хоппер.

Я сел, оглянулся – ограда удалялась с замечательной быстротой. Течение стало сильнее, вода разливалась, будто ей не терпелось доставить нас… куда? Однако ограда – не просто ограда. Это была ловушка. Может, Марлоу не по простоте душевной помянула этот тайный ход – может, хотела заронить семя, чтобы ровно здесь мы и попытались войти. Зачем? Прикончить нас электрошоком? Или благополучно заманить в поместье Кордовы, чтобы тут мы и остались навсегда?

* * *

Мы гребли, и со всех сторон черным приливом накатывала ночь.

Прежде лес был объят тревожным безмолвием. Теперь же отовсюду доносились шумы. Трещали ветви. Шелестели листья. Содрогались деревья – будто дикое зверье, что днями пряталось, теперь продирало глаза и выползало из нор.

Глаза мои не различали ничего, кроме Нориных сгорбленных плеч и силуэта Хоппера на носу. Я вспомнил, как Оливия Эндикотт описывала свое удушье, и меня кольнул страх. Ровно те же ощущения: я словно ухожу, устраняюсь, утопаю. Сначала я все свалил на адреналин и нервы, но тяжесть наваливалась очень отчетливо, будто я надышался влажным воздухом, и теперь он расползается во мне, связывает руки, подавляет мысли.

Хоппер указал вперед. В конце черного древесного тоннеля блестела открытая вода.

Пруд Грейвз, где утонула Джиневра.

Вскоре мы миновали устье, пристали к берегу и прислушались. Нора отвела от глаз бинокль, кивнула, и мы беззвучно двинулись дальше, свернули вправо, стараясь держаться у самого края, под защитой нависших ветвей.

Далеко слева, на другом берегу, показалась деревянная пристань.

Похоже, заброшенная – в воду уходила кривая деревянная лестница. Каменистая тропинка петляла вверх по крутому холму, постепенно проступавшему в темноте.

Хоппер и Нора встрепенулись.

Тогда и я увидел, что́ надвигается, что́ неспешным темным солнцем вздымается над холмом.

* * *

«Гребень».

В лунном свете исполинский особняк на гребне холма полнился такой чернотой, что ночь вокруг посерела. Величием своим он отсылал прямиком в дворянскую Европу, утраченный мир карет и свечей. Заостренные фронтоны копьями пронзали небо. Я разглядел прихотливый портик, колоннаду порт-кошера, три этажа темных окон – и все это пропитано тенями, будто тени и есть тот раствор, что не дает дому развалиться. Если вдуматься, особняк как будто знать не знал о законах физики, о неизбежном разложении и распаде грандиознейших рукотворных сооружений и гордо обещал возвышаться над холмом еще не одно столетие.

От пруда Грейвз к особняку, задыхаясь, взбегала заросшая лужайка. Ни единого шевеления, ничего живого. Похоже, особняк давно заброшен.