Ночное кино

22
18
20
22
24
26
28
30

И этим персонажем вполне мог быть человек в богадельне, неизвестный, подле которого я сидел.

Билл Смит.

Он мог оказаться кем угодно – любым грузным и кряжистым стариком, которому дряхлость и немота помешают осознать, что его выдают за Кордову. Вытатуированный штурвал – не решающее доказательство. Может, его нарисовали – или даже сама Галло вытатуировала во мраке ночи, пока отвлеклась сиделка. В «Усадьбе Эндерлин» нет охраны – с любым древним чужаком Галло вольна была поступать как заблагорассудится, и тот выступил бы правдоподобным дублером ее повелителя и господина – дабы даровать свободу настоящему.

Она хотела, чтобы Кордова освободился.

Может, Галло при Кордове – наемный палач, подкарауливает всякого, кто подбирается слишком близко, знает слишком много. Поджидала, пока я неловко вскарабкаюсь на последнюю плаху, дабы нацепить мне на голову джутовый мешок, а затем и петлю, безжалостно выбить опору у меня из-под ног, чтобы я, брыкаясь и задыхаясь, полетел назад к реальности, где, несомненно, и останусь.

«Я живу в реальном мире, – сухо заявила она. – И вы тоже».

Это был приказ, директива. Галло выдала мне инструкции, полагая, что я выполню их добровольно, поскольку я реалист, скептик, прагматик. И однако слова «реальный мир» она произнесла не без яда, будто не бывает пожизненного заключения прискорбнее.

«История Александры теперь навеки пребудет той, которую сочинила она, в которую она всегда верила. За пределами резонов, между раем и адом, между небом и землей, скорее легенда, чем обыкновенная жизнь, – жизнь, где суждено остаться всем прочим, включая и вас, мистер Макгрэт».

– Где поют русалки, – пробормотал в ответ я.

«Русалки». Отчего-то слово это насторожило Галло. А если она занервничала, это означало только одно: ей стало неуютно, потому что я слишком близко подобрался к подлинному Кордове.

Чтобы найти связь, мне понадобилась вся ночь, весь день и еще одна ночь. Я не спал. Спать не требовалось. Я восстанавливал украденные заметки, описывал всех наших очевидцев, все, что я пережил в «Гребне», каждый шепоток о Кордове, что до меня доносился.

И когда разглядел, сообразил, что всю дорогу искомое было у меня под самым носом.

Сторожка. Особняк. Озеро. Конюшня. Мастерская. Дозор. Трофейные. Пинкоя Негро. Кладбище. Миссис Пибоди. Лаборатория. 0. Перекресток.

Слово было намалевано над одним из тринадцати черных ходов в лабиринте «Гребня».

Пинкоя. Это же такая русалка.

«Несравненная красавица, пышная и чувственная, с длинными светлыми волосами, она восстает из морских глубин, – сообщала статья в «Википедии». – Наделяет богатствами или тягостной нищетой, и все смертные на суше живут, выполняя ее прихоти». Существо было замечено в одном-единственном месте на Земле – подле уединенного острова Чилоэ у побережья Южной Америки.

Ла Пинкоя – лишь одна из сонма мифических существ, населяющих земли и прибрежные воды острова, одиннадцать месяцев в году окутанного густым туманом и дождем. Унылый, неприветливый остров, один из самых отдаленных на планете, хранитель легендарной колдовской истории.

Я припомнил деталь, упомянутую Клео в «Чарах» при первой встрече, когда она изучала состав Сандриного заклятия черной кости.

«Я тут вижу темный песок и водоросли, – сказала Клео. – Видимо, она это собрала в каких-то экзотических краях».

Об острове Чилоэ сведений нашлось немного, но в блоге какого-то испанского туриста я наткнулся на другую зацепку.