Фрида думала, что в участке уже темно, тихо и пустынно, но реальность не оправдала ее ожиданий. Как только она переступила порог, на нее навалился шум: скрежет металлических стульев о пол, хлопанье дверей, звон телефонов, отдаленные крики – то ли гневные, то ли испуганные – и топот ног по коридору. Фрида догадалась, что полицейский участок особенно бурлит деятельностью на Рождество, когда пьяные становятся более пьяными, одинокие – более одинокими, грустные и безумные больше не могут сдерживать грусть и безумство, и вся боль и тяжесть жизни поднимаются на поверхность. В дверь в любую минуту может ввалиться человек с ножом в груди или с иглой в руке, а к стойке дежурного рвануться женщина с разбитым лицом, твердя, что «он сделал это не со зла».
– Как успехи? – спросила она Карлссона, который подошел к стойке, хотя и так все было ясно.
– Пустая трата времени, – признался он. – Придется их отпустить. Они победили. Никакого Мэтью Фарадея, никакой Кэти Райпон…
– Чего вы хотите от меня?
– Понятия не имею. Вы могли бы поговорить с ними? Вы ведь в этом специалист.
– Я не ведьма. У меня нет ни одного завалящего заклятия.
– Жаль.
– Я поговорю с ними. Все официально?
– В каком смысле?
– Вы будете присутствовать? Разговор будет записываться на пленку?
– А как вы хотите его провести?
– Я хочу встретиться с ними наедине.
Дин Рив уставшим не казался. Более того, он выглядел бодрее, чем Фрида прежде его видела, словно высасывал из сложившейся ситуации все соки. Придвигая стул к столу, она подумала, что Дин получает удовольствие от происходящего. Он улыбнулся.
– Значит, теперь они вам поручили поговорить со мной. Это хорошо. Вы симпатичная женщина.
– Не поговорить, – поправила его Фрида, – а выслушать.
– Ну и что вы собрались слушать? Это?
И он, не переставая любезно улыбаться, принялся постукивать по столешнице указательным пальцем.
– Значит, вы его близнец, – начала Фрида.
Тук, тук-тук, тук.
– К тому же однояйцевый. И что вы по этому поводу чувствуете?