– Это его кошка?
– Его. Только это кот. Я подумала, что никто не станет возражать, если я оставлю его у себя. Не думаю, что о нем кто-то станет заботиться.
– Как его зовут?
– Я даже не знаю, есть ли у него имя. Боб обычно называл его котярой. Поэтому я зову его котиком – решила, что нехорошо давать совсем уж другую кличку.
– Как долго Роберт Пул жил здесь?
– Мистер Мичкин наверняка сможет назвать вам точную цифру. Приблизительно девять месяцев.
– Как вы познакомились?
Ее губы дрогнули в намеке на улыбку.
– Мы пару раз здоровались, когда случайно сталкивались. А однажды в воскресенье утром – наверное, через несколько недель после того, как он переехал сюда, – он принес мне большую миску ранней клубники. Он сказал, что его кто-то угостил, но в него столько не влезет, так что не хочу ли я помочь?
– Как мило!
– Да. Я согласилась, и тут он сказал, что я могу угоститься только при одном условии – если приглашу его к себе, чтобы съесть клубнику вместе. В результате шутка прочно вошла в наши отношения: время от времени он приходил ко мне с угощением – с вишнями, пачкой печенья, большим куском сыра – и говорил, что я должна помочь ему съесть это. В последний раз он принес пирожки с мясом.
– Значит, он был вашим другом, а не просто соседом?
На щеках Джанет Феррис вспыхнули алые пятна.
– Я бы не сказала. Такое случалось редко. Но мне было приятно.
– О чем вы с ним разговаривали?
Фрида пыталась не выдать своих чувств голосом. Она уловила желание Джанет Феррис поговорить с кем-то, выпустить на волю несмелые, сдерживаемые чувства, но сделает она это только в том случае, если на нее не давить.
– Я не знаю, правда не знаю. О разных мелочах.
Фрида ждала.
– Я обычно рассказывала ему о том, что прочитала. Я много читаю. В основном викторианские романы. Уилки Коллинза, и Чарльза Диккенса, и Элизабет Гаскелл.
– Он тоже много читал?