Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я не уверена. У меня создалось впечатление, что много, но я не припоминаю, чтобы он говорил о каких-то конкретных книгах. Полагаю, в основном говорила я. Что очень странно, потому что я человек неразговорчивый.

– Значит, книги.

Джанет Феррис опустила глаза на свои руки – тонкие, с синими венами и гладкими жемчужными ногтями.

– Он располагал к тому, чтобы я говорила. – Она произнесла это так тихо, что Фриде пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее. – Я когда-то призналась ему, что хотела бы иметь детей. Больше всего на свете я сожалею именно о том, что не родила. Я сказала это в тот раз, когда он принес пирожки с мясом. Как раз перед Рождеством. Рождество – трудное время. У меня куча друзей, и в этот день я не бываю одна, но все совсем не так, как у людей семейных. Я призналась ему, что всегда хотела детей, однажды познакомилась с мужчиной и верила, что у нас будет семья. Но ничего не получилось… А потом уже было слишком поздно. Вы знаете, как это бывает: не успеешь оглянуться, а время уже упущено. Невозможно определить, в какой момент ты перешла черту и стала бездетной женщиной, но настает день, когда понимаешь: ты ею стала. – Она посмотрела на Фриду. – У вас есть дети?

– Нет. Как он отреагировал, когда вы ему все это рассказали?

– Он не пытался заверить меня, что это не имеет значения, как поступает большинство. Он говорил о параллельных жизнях. О том, что параллельно нам существуем другие мы, – люди, которыми мы могли бы стать, – и о том, какую боль это может причинять.

У Фриды возникло ощущение, что в ее мозгу что-то сдвинулось, ослабло. Ей казалось, что рядом с ними за столом сидит мертвец и слушает, как одинокая немолодая женщина говорит о том, что хотела бы изменить в своем прошлом.

– Вам не показалось, что он говорил и о себе тоже? – уточнила она.

– Возможно. Надо было спросить его. Я не могу поверить, что он мертв, – нет, только не он. Никак не могу смириться… хотя иногда я думаю о пустой квартире этажом выше, о пространстве, которое он называл своим. Нет, все равно ощущение нереальности остается.

– Он понимал одиночество. Как вы считаете, он был одиноким?

– Возможно. Или посторонним.

– Вы знаете, где он был на Рождество?

– Я была в Брайтоне, гостила в семье кузена. Мне кажется, он упоминал, что уедет на день или два, но я не уверена. Он был здесь, когда я вернулась.

– Вы когда-нибудь видели его друзей?

– Нет. – Она покачала головой. – Я вообще никогда не видела, чтобы в его квартиру входил кто-то еще. Он довольно часто отсутствовал. Нередко бывало, что несколько дней подряд.

– Итак, вы не знаете, были ли у него семья, близкие отношения, любовные интрижки?

– Нет. Он никогда не говорил об этом, а я не спрашивала. У нас были не те отношения.

– И вы даже не знаете, была у него традиционная ориентация или нет?

– Ну, я уверена, что он любил женщин. Он был… – Она нахмурилась. – Я уверена, что ему нравились женщины, – повторила она.

– Почему?