– Сначала мы о нем не знали. Она нам не сообщила. Она просто изменилась. Мы оба это заметили. Сначала мы обрадовались: она стала спокойнее, вела себя более ровно и с нами, и с сестрами. Стала ходить на свидания. Мы вздохнули с облегчением.
– Но?
– Она была очень замкнутой – нет, скорее, скрытной. Мы начали подозревать, что она ворует у нас деньги. Немного, но из кошельков начали пропадать небольшие суммы наличными.
– И сбережения сестер, – вставил Мервин Керси. Он говорил так, словно едва мог заставить себя процедить хоть пару слов. Карлссон решил, что ему стыдно.
– Вы с ним познакомились? – спросил Карлссон.
– Да. Я не могла в это поверить, – сокрушенно вздохнула Лорна Керси. – Он был такой… Как же это? Вежливый, представительный… Он был милым с девочками и чудесно относился к Бет. Но мне он почему-то не очень понравился. Наверное, вы сочтете меня ужасной матерью. Я не доверяла ему, потому что думала: он ведь может обаять любую, так почему он выбрал Бет? Я люблю свою дочь, но никак не могла понять, зачем такому красивому, успешному молодому человеку ухаживать за полной, несчастной, необаятельной, неуспешной и колючей молодой женщиной. Это не имело смысла. Вы считаете меня черствой?
– Нет, – тут же соврал Карлссон. – Итак, что вы подумали?
Она решительно посмотрела на него.
– Не скажу, что мы богаты… – начала она.
– Богаты, – перебил ее муж. – По сравнению с большинством.
– Дело в том, – продолжала она, – что он наверняка с самого начала знал, что мы не бедствуем.
– Вы подумали, что он охотник за приданым?
– Я забеспокоилась.
– А теперь она ушла.
– Она украла мою кредитную карточку, сняла все деньги с моего счета, прихватила кое-какую одежду и ушла.
– Куда?
– Не знаю. Она оставила записку, где заявила, что мы слишком долго ее контролировали и пытались превратить в того, кем она быть не хотела, а теперь она наконец свободна.
– Она ушла с Робертом… с Эдвардом Грином?
– Мы так предположили. С тех пор мы не видели ни его, ни ее. – Она на секунду закрыла глаза. – Мы не видели свою дочь больше года. Не получали от нее весточек, до нас не доходили никакие слухи. Мы не знаем, жива она или мертва, счастлива без нас или несчастна. Мы не знаем, хочет ли она, чтобы мы ее нашли, но мы пытались, и пытались не раз. Мы просто хотим знать, все ли у нее хорошо. Она не обязана приходить домой, она не обязана встречаться с нами, если ей этого не хочется. Мы обратились в полицию, но они сказали, что ничем не могут помочь: наша дочь – взрослая совершеннолетняя женщина, и ушла она добровольно. Мы даже наняли детектива. Безрезультатно.
– У нее был мобильный телефон?