На первой гравюре палач с самой зверской физиономией рассекал мечом грудь несчастного связанного человека, а другой рукой вырывал у него сердце.
— В точности как у Воскобойникова! — проговорила Инга дрожащим голосом. — И даже жертва на него похожа.
— Это уже тебе показалось, — усмехнулся Шеф, — не может такого быть.
— Я теперь во все поверю, — вздохнула Инга.
Она открыла вторую гравюру.
На ней жертва стояла на коленях, руки ее были зажаты в деревянную колодку, а палач огромным топором отсекал от этих рук кисти.
— Вестготтен! — воскликнула Инга. — Вот как хотите, а это Вестготтен!
Несомненно, это был старик. Длинные седые волосы раскинулись по плечам, одет он был хоть и в рубище, но ясно было, что он привык к изысканной одежде.
На третьей гравюре жертве отрубали ноги.
На четвертой выкалывали глаза.
А были еще пятая, и шестая, и седьмая гравюры.
— Я больше не могу! — Инга закрыла глаза, лицо ее было бледным, как полотно. — Господи, сколько жестокости!
— Тихо ты! Не распускайся, — прошипел Шеф. — Хочешь, чтобы эти набежали? — Он махнул рукой в сторону Семенова, который смотрел на них с подозрением, вытянув шею, как гусак. — Вот что я им скажу, если сам ничего не знаю?
— А мне плевать, — прошипела в ответ Инга, — я вообще выхожу из игры.
— Ну-ну, — усмехнулся Шеф. — Что еще выдумала, куда собралась? Мы с тобой теперь крепко повязаны этим делом, ты и сама знаешь. Отчего-то он выбрал именно нас с тобой, с нами он играет.
Инга подумала немного и поняла, что все так и есть. Только Шеф в этом деле не главный. Это с ней играет маньяк, именно с ней, с Ингой. Шеф это понимает, просто вслух не говорит, чтобы она совсем не потеряла голову от страха.
— Мне уже лучше, — прошептала она.
— Передохни, девочка, — сочувственно проговорил Шеф, — ты и так сегодня отлично поработала. Пойдем домой.
— А книга?
— Книга? Какая книга? — Шеф смотрел на нее честными прозрачными глазами. — Нам же велели ничего здесь не трогать.