Месть через три поколения

22
18
20
22
24
26
28
30

— А поняв мотивы, мы сможем его остановить! — Сейчас Шеф не смог прочитать ее мысли. Или не захотел.

— Но что нам нужно искать? Какую вину? Какое преступление? — Инга поняла, что Шеф не отступит.

— А вот здесь нам снова поможет эта книга. Прочти внимательно комментарии к каждой гравюре.

Инга склонилась над книгой, стряхнув рукавом крошки от печенья. Сама она не смогла проглотить ни кусочка, всю пачку съел Шеф.

Под первой гравюрой красивым старинным шрифтом было напечатано:

«Согласно справедливым старинным установлениям города Любека, изобличенного убийцу следует после длительного покаяния вывести на городскую площадь и казнить на глазах у всех горожан, рассекши его грудь и вырвав черное сердце, в котором он выносил замысел своего жестокого преступления».

— Значит, наш человек считает, что Воскобойников совершил убийство, — проговорил Шеф, когда Инга подняла глаза от книги. — Что ж, пойдем дальше.

— Ни в жизнь не поверю, — сказала она, — уж настолько я в людях разбираюсь. Вполне приличный был человек — тихий, спокойный, за брата очень переживал.

— Разные бывают убийцы, — усмехнулся Шеф, — мне, знаешь, всякие встречались. Старушка божий одуванчик отравила крысиным ядом соседскую семью: мать, отца и двоих детей; девушка с голубыми глазами, этакая невинная скромница, нанесла подружке, которая попыталась отбить у нее парня, семь ножевых ран; мальчик десяти лет запер бабушку в деревенском туалете за то, что она не давала ему денег на мороженое, облил строение бензином и поджег… Но там, кажется, бабушку успели вытащить, правда, в сильно попорченном состоянии.

— Ой, да хватит уже ваших воспоминаний! — рассердилась Инга, нашла следующую гравюру, осторожно подняла закрывавшую ее папиросную бумагу.

На этой гравюре приговоренный преступник, пожилой мужчина с небольшой бородкой, стоял на коленях. Руки его были зажаты в деревянную колодку, и палач мощным взмахом топора с широким лезвием отсекал их кисти.

Как и на первой гравюре, детали были тщательно, даже любовно выписаны. Палач был точно таким же, как на первой гравюре, — воплощенная суровая справедливость, воплощенный гнев Божий.

Преступник же был немного похож на покойного антиквара Вестготтена. Впрочем, возможно, Инге это только показалось.

Рассмотрев гравюру, она перешла к подписи под ней.

«Согласно справедливым законам славного города Любека, изобличенного вора после длительного покаяния следует на два дня поставить к позорному столбу с табличкой на груди, повествующей о его вине. После этого возвести на эшафот и в присутствии всех горожан отрубить ему руки, которыми он совершил свое позорное деяние, дабы впредь он не мог совершить ничего подобного».

— Вот как! Значит, Вестготтен виновен в какой-то краже, — проговорил Шеф. — По крайней мере, так считает наш убийца.

— Не слишком ли суровое наказание за кражу? — осведомилась Инга. — Тем более что в книге не сказано, что вора за его преступление приговаривают к смерти.

— Тут я ничего не могу сказать. Возможно, наш человек решил, что наказание должно быть суровее проступка. А может, у Вестготтена было слабое сердце. Потерял сознание и истек кровью — все же человек немолодой…

— Ужас какой! — вздохнула Инга, вспомнив, как она нашла труп антиквара. — Ладно, пойдем дальше.

Инга перешла к третьей гравюре.